В ее кабинете — ее святая святых, где обычно царил творческий беспорядок, — мы разложили имеющиеся материалы по делу «Феникса». Обрывки информации, добытые мной, данные от ее информаторов, финансовые отчеты, которые она каким-то образом раздобыла. Мы пытались сложить пазл, найти слабое звено, зацепку, которая позволила бы раскрутить весь клубок.
— Хендерсон вчера подтвердил участие Финча и Прайс, — говорила Сирена, задумчиво постукивая ручкой по столу. — и подставную фирму, оформленную на племянницу. Но это все еще косвенные улики. Нам нужен кто-то изнутри. Кто-то, кто непосредственно работал с грязными деньгами. Кто-то вроде нашего старого знакомого, Уолтера Дэвиса. Главного бухгалтера одного из самых сомнительных проектов «Феникса».
Именно в этот момент в дверь вежливо постучали, и она тут же приоткрылась. На пороге стоял Джордж Хендерсон, главный редактор. Полноватый мужчина лет пятидесяти с лишним, с вечно усталым лицом, залысинами и мешками под глазами — типичный газетчик, съеденный своей работой. Но во взгляде его умных глаз читались и опыт, и определенная проницательность.
— Сирена, Артур, — кивнул он нам. С Сиреной он общался со странной смесью панибратства старого коллеги и уважения к ее таланту и опасной репутации.
— Джордж, старина, какими судьбами? — Сирена откинулась в кресле, ее тон был легким, почти беззаботным — неужели соскучился по моей очаровательной компании?
— Я бы рад, Сирена, но новости не самые приятные, — Хендерсон тяжело вздохнул и прошел в кабинет, прикрыв за собой дверь. — те файлы, что ты мне переслала ночью…по Уолтеру Дэвису.
— Да? Что с ними? — Сирена чуть напряглась.
— Они…неполные. Старые ведомости по зарплате есть, пара внутренних приказов о его назначениях — тоже. Но самое главное — его приказ об увольнении…точнее, его копия. Очень нечеткая. И причина указана максимально расплывчато — что-то вроде «по соглашению сторон в связи с реорганизацией». Звучит как чушь. А оригинала нет, все бумаги из архива пропали. Понимаешь, Сирена? Без оригинала этой бумаги, без четкой причины увольнения, да еще и такой скорой, нам никто не поверит, что его убрали не просто так. Это выглядит как обычная текучка кадров.
Сирена нахмурилась, но быстро взяла себя в руки.
— Черт с ней, с бумажкой! — отмахнулась она. — У нас есть сам Дэвис. Я его уже раз прижала, заставила слить кое-какую информацию. Думаю, он будет рад сотрудничеству и сейчас, особенно если правильно надавить. Он трус. Если надо, я прижму его еще раз, и он выложит все как на духу, со всеми оригиналами и подробностями.
Хендерсон посмотрел на нее с явным сочувствием, что было совсем на него не похоже.
— Боюсь, это будет затруднительно, Сирена, — сказал он тихо. — Уолтер Дэвис пропал. Вчера вечером не вернулся домой с работы. Телефон отключен. Квартира пуста. Жена заявила в полицию сегодня утром. Он исчез. Испарился.
Воздух в кабинете мгновенно похолодел. Уверенная усмешка сползла с лица Сирены.
— Пропал? — переспросила она ледяным тоном.
— Да. И это очень нехорошо, — Хендерсон потер переносицу — я буду держать тебя в курсе, если что-то узнаю. Но…будь осторожна, Сирена. Пожалуйста. Не наломай дров. Такое чувство, что мы наступили на что-то очень серьезное, и оно начало огрызаться.
В его голосе прозвучала не просто обеспокоенность, а почти просьба, и какая-то глубинная тревога, будто он знал или догадывался о чем-то большем, чем говорил. Он еще раз посмотрел на Сирену долгим, тяжелым взглядом и вышел.
Как только дверь за ним закрылась, Сирена резко вскочила. Ее лицо исказила гримаса холодной, неконтролируемой ярости, которую я видел у нее впервые. Она не кричала, не била кулаком по столу. Она просто замерла посреди кабинета, ее пальцы сжались в кулаки так, что побелели костяшки, а глаза превратились в две щелки, мечущие молнии. Вся ее обычная язвительность, цинизм, контроль — все слетело, обнажив чистую, концентрированную злость.
— Пропал… — прошипела она сквозь зубы — они его убрали. Суки! Они его убрали!
И я понял, что игра действительно стала смертельно опасной. И мы только что потеряли ключевую фигуру.
Ярость на ее лице была пугающей, но знакомой — это была та же холодная, концентрированная злоба, которую я уже видел, когда она говорила о «Фениксе» или своих врагах. Но потом что-то изменилось. Ярость начала уступать место чему-то другому, более глубокому и тревожному. Она несколько раз прошлась по кабинету — не своей обычной уверенной походкой хищницы, а резкими, нервными шагами загнанного зверя. Ее взгляд метался по комнате, словно ища выход или невидимого врага. Она провела рукой по волосам, но жест был не кокетливым или усталым, а каким-то растерянным, почти отчаянным.