Именно в этот момент я увидел ее по-настоящему. Не Сирену — безжалостную акулу пера, не Сирену — властную любовницу, а просто женщину, столкнувшуюся с чем-то, что выбило у нее почву из-под ног. Впервые я видел ее не просто злой или раздраженной, а по-настоящему встревоженной. Почти напуганной. Это слово казалось неуместным рядом с ней, но сейчас в ее глазах, в напряженной линии плеч, в сбитом дыхании читалась именно эта эмоция. Она выглядела почти загнанной.
И тут она резко остановилась и посмотрела на меня. Ее взгляд был колючим, обвиняющим.
— Это ты! — выплюнула она, и слова ударили меня, как пощечина. — Ты слишком много болтал, Морган! Наверняка наследил где-то, когда копался в их грязном белье! Они поняли, что мы подобрались слишком близко, и убрали его! Из-за твоей неосторожности! Из-за твоей чертовой наивности!
Обвинение было несправедливым, я это знал. Я действовал максимально осторожно, следовал ее инструкциям. Но логика сейчас была бессильна. Это был срыв. Ее страх, ее бессилие перед внезапным препятствием искали выход, и я оказался самой близкой мишенью. Она перекладывала свою тревогу на меня, потому что признать собственный промах или просто столкновение с силой, превосходящей ее, было для нее немыслимо.
Но глядя в ее глаза в этот момент, я видел не только гнев. За этой вспышкой ярости проступила глубокая, изматывающая усталость. Та самая, которую она так тщательно скрывала за маской цинизма и неуязвимости. И да, мне не показалось — там был и страх. Не панический ужас, а холодный, расчетливый страх профессионала, понимающего, что ставки смертельно высоки и что противник только что сделал очень сильный ход. Она поняла, что Дэвис был не просто свидетелем, он был ключом, и этот ключ у них отобрали.
Инстинкт сработал быстрее разума. Я шагнул к ней, протянул руку и осторожно коснулся ее плеча. Я не знал, что сказать. Слова казались пустыми и неуместными. Я просто хотел показать, что я здесь, что она не одна в этой внезапно ставшей ледяной комнате.
Реакция была мгновенной и резкой. Она отшатнулась от моего прикосновения, словно я обжег ее. Ее глаза снова сузились, в них вернулся привычный ледяной блеск, а лицо снова стало непроницаемой маской. Усталость и страх исчезли, сметенные волной презрительной гордости.
— Не смей меня жалеть, Морган! — прошипела она, и в ее голосе зазвенела сталь. — Никогда. Слышишь? Мне не нужна твоя жалость. Мне не нужна ничья жалость!
Я отступил на шаг, убирая руку. Стена снова была на месте — непробиваемая, холодная. Я понял, что сейчас любые попытки пробиться сквозь нее бесполезны и даже опасны. Она не позволит увидеть свою слабость, даже если эта слабость очевидна. Она предпочтет сорваться, обвинить, оттолкнуть — что угодно, лишь бы не признавать уязвимость.
— Хорошо, Сирена, — сказал я тихо, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Как скажешь. Я не буду тебя жалеть. Но я буду рядом. Что бы ни случилось.
Я развернулся и пошел к двери. Продолжать этот разговор сейчас было бессмысленно. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя, чтобы снова надеть свою броню и решить, что делать дальше.
Когда я уже взялся за ручку двери, ее голос догнал меня — снова привычно саркастичный, но с какой-то новой, едва уловимой жесткой ноткой:
— А куда ты денешься, малыш Арти? Ты же теперь моя собственность, забыл? Вот и стой рядом, и не отсвечивай, пока я думаю. И постарайся больше ничего не испортить.
Я вышел из кабинета Сирены, чувствуя себя выжатым и немного оглушенным. Ее вспышка, несправедливые обвинения, а главное — та мимолетная трещина в ее броне, через которую проглянули усталость и страх, — все это оставило неприятный осадок. Мне нужен был кофе. Крепкий, черный, без сахара. Что-то, что помогло бы прочистить мозги и вернуть ощущение реальности.
У автомата в коридоре, к моему удивлению, стоял Хендерсон. Он как раз забирал свой стаканчик и выглядел таким же усталым, но уже спокойнее, чем когда выходил от Сирены. Он увидел меня и слабо улыбнулся.
— Артур. Тоже решил подзаправиться? День обещает быть долгим.
— Похоже на то, мистер Хендерсон, — кивнул я, нажимая кнопку эспрессо. — Очень долгим.
Он сделал глоток, задумчиво глядя на меня поверх стаканчика.
— Как она? Сирена? Я видел, она была… не в духе после моих новостей.