— Спасибо, Сирена — прошептал я. Я и сам не до конца понимал, за что именно ее благодарю — за урок, за секс, за облегчение, за обещание будущего…
Она отстранилась, снова затянулась сигаретой и посмотрела на меня с лукавой усмешкой. — Только не вздумай в меня влюбиться, малыш Арти. Это будет очень непрофессионально с твоей стороны.
Вопрос сорвался с языка сам собой, прежде чем я успел подумать.
— А что будет, если я влюблюсь?
Сирена посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. Ее глаза на мгновение стали серьезными, почти холодными. Потом она снова усмехнулась, но в этой усмешке не было тепла.
— Ничего хорошего, поверь — ответила она ровно — во-первых, мне станет скучно. А во-вторых, разбитое сердце — очень хреновый мотиватор для хорошей журналистики. Оно делает тебя слабым и предсказуемым. А слабые и предсказуемые в этом городе долго не живут. Так что давай без глупостей.
Ее ответ был именно таким, каким и должен был быть — циничным, прямым и отрезвляющим. Она щелчком отправила окурок в пустую консервную банку, стоявшую у стены, и решительно села.
— Так, перемена окончена. Поднимайся — она легко встала и начала поправлять одежду, будто ничего не произошло — приведи тут все в относительный порядок, чтобы никто ничего не заподозрил.
Пока я, все еще немного ошарашенный, пытался расправить смятый матрас и собрать брошенные салфетки (те самые, что она предусмотрительно захватила с собой), Сирена уже стояла у двери, безупречная и собранная, будто только что вышла с совещания. Ни единого намека на то, что несколько минут назад она была совершенно другой.
— Пошевеливайся, Морган — бросила она через плечо — у нас еще куча работы.
Я быстро закончил уборку, стараясь не смотреть на матрас, который теперь хранил нашу общую тайну. Когда я вышел из подсобки, Сирена уже ждала меня у входа в свой кабинет.
— Идем — сказала она, открывая дверь — пора начинать твое настоящее обучение.
Я шагнул за ней в ее кабинет, чувствуя себя совершенно другим человеком, чем тот парень, который вошел сюда пару часов назад. Мир перевернулся, правила игры изменились, и я понятия не имел, что ждет меня дальше. Но одно я знал точно: рядом с Сиреной Фоули скучно не будет. И, возможно, она действительно сделает из меня лучшего журналиста в этом проклятом городе. Какой ценой — это был уже другой вопрос.
Кабинет Сирены встретил меня той же строгой элегантностью, что и раньше, но теперь я видел его другими глазами. Безупречный порядок, дорогие материалы, панорамное окно с видом на город — все это казалось фасадом, ширмой, за которой скрывалась та дикая, необузданная энергия, которую я только что познал в пыльной подсобке. Контраст был настолько разительным, что голова шла кругом. Та женщина, что только что лежала подо мной на старом матрасе, и эта — властная хозяйка кабинета, небрежно бросившая сумочку на стол и усевшаяся в свое массивное кожаное кресло — казались двумя разными людьми. Но я-то знал, что это одна и та же Сирена Фоули. И это знание одновременно пугало и пьянило.
Она жестом указала мне на стул для посетителей. Никакой фамильярности, никаких намеков на то, что произошло, между нами, всего несколько минут назад. Голос ровный, деловой, взгляд цепкий и оценивающий. Словно щелкнул невидимый тумблер, и режим «босс» включился на полную мощность.
— Итак, Морган — начала она, открывая какой-то файл на своем компьютере, — прежде чем мы перейдем к твоим непосредственным обязанностям, тебе нужно понять несколько вещей о том, как мы здесь работаем. Это не студенческая газета и не провинциальный листок новостей. Мы копаем глубоко. Мы ищем правду там, где другие боятся даже посмотреть. И мы не боимся наступать на мозоли очень влиятельным людям.
Она откинулась в кресле, сцепив пальцы. Ее глаза внимательно следили за моей реакцией.
— Правило номер один: никому не доверяй. Ни коллегам, ни информаторам, ни тем более — героям твоих будущих статей. У всех свои мотивы, свои скелеты в шкафу. Твоя задача — видеть эти мотивы и использовать их в своих интересах, а не попадаться на крючок.
Я молча кивнул, стараясь выглядеть собранным и профессиональным, хотя внутри все еще бушевал ураган эмоций. Образы из подсобки накладывались на строгий интерьер кабинета, ее деловой тон смешивался с шепотом у моего уха. И ее предупреждение… «Только не вздумай в меня влюбиться». Как вообще можно было не думать об этом после всего? Но ее холодный ответ на мой вопрос — «Ничего хорошего, поверь» — звучал в ушах как набат. Она четко обозначила границы. То, что было в подсобке — было в подсобке. Здесь — работа.