— Что стряслось, Джордж? Опять звонок от твоего друга из мэрии с просьбой «быть поаккуратнее»?» — ее голос был ровным, с легкой ноткой издевки.
Хендерсон провел рукой по лицу.
— Хуже, Сирена. Гораздо хуже. Это был не помощник. Звонили…ну, ты понимаешь. С самого верха. Не из города. Намекнули на налоговую проверку, на старые лицензии, на все сразу. Сказали, что «Оракул» играет с огнем и что некоторые материалы могут быть расценены как подрыв стабильности… — он замолчал, ища поддержки — они знают, над чем мы работаем. Они в ярости.
Сирена усмехнулась. Это была сухая, лишенная веселья усмешка.
— Надо же, какая неожиданность. Оказывается, у наших столпов общества есть нервы. И довольно влиятельные друзья. Что ж, Джордж, значит, мы на верном пути. Чем громче они визжат, тем больнее мы им наступили на хвост.
— Наступили?! — Хендерсон чуть не задохнулся — Сирена, они угрожают закрыть газету! Мою газету! Дело всей моей жизни!
— А ты думал, они пришлют нам благодарственное письмо и букет цветов? — она подошла к нему ближе, ее взгляд стал жестким — это цена, Джордж. Всегда есть цена. Ты знал это, когда соглашался. Или ты забыл, ради чего мы это делаем?
Хендерсон сник. Он был хорошим человеком и неплохим редактором, но сейчас он был напуган. И я его не винил. Старый Арториус тоже был бы напуган. Но сейчас я чувствовал лишь холодную ярость. Они посмели угрожать ей. Пусть и косвенно, через газету, через ее друга.
— Мы опубликуем материал, Джордж — сказал я твердо, поднимаясь из-за стола. Мой голос прозвучал увереннее, чем я ожидал — мы не можем отступить сейчас.
Хендерсон посмотрел на меня с удивлением, потом на Сирену. Она едва заметно кивнула, словно одобряя мой ответ.
Но давление на газету было только началом. Через день начались звонки Сирене. Сначала — анонимные номера, молчание в трубку или тихие, неразборчивые угрозы. Она отмахивалась от них с присущим ей цинизмом.
— Видимо, у кого-то закончились аргументы, раз перешли на тяжелое дыхание по телефону. Очень оригинально.
Потом угрозы стали конкретнее. Голос, искаженный модулятором, упомянул марку ее машины, адрес ее пентхауса, даже кличку ее кошки, о которой знали немногие. Это уже не было похоже на пустые запугивания. Это была демонстрация осведомленности. Демонстрация силы.
Я видел, как чуть напряглись мышцы на ее шее, когда она слушала очередной такой звонок, стоя у окна в своем кабинете и глядя на город внизу. Она повесила трубку и повернулась ко мне. На ее губах играла все та же саркастическая улыбка, но глаза были холодны, как лед.
— Ну вот, Арти. Похоже, кто-то очень не хочет, чтобы наша маленькая правда увидела свет. Становятся назойливыми.
— Кто это может быть? Люди Прайса? Или Финча?
— Какая разница? — она пожала плечами — методы у них одинаковые. Примитивные и предсказуемые. Скучно.
Но я видел, что это не скука. Это была оценка ситуации. Холодная, трезвая оценка угрозы. И в этот момент я понял окончательно: тот идеалист, который когда-то спорил бы о методах и последствиях, умер безвозвратно. Теперь был только я — ее Арториус. И моя единственная задача — защитить ее.
А потом мы заметили слежку. Непрофессиональную, почти демонстративную. Один и тот же неприметный седан появлялся слишком часто в зеркале заднего вида моей машины. Странные типы в одинаковых серых плащах, словно из дешевого шпионского фильма, «случайно» оказывались рядом, когда Сирена выходила из редакции или своего дома.
Однажды вечером, когда я подвозил ее домой после долгого рабочего дня, она вдруг тихо сказала, глядя в боковое зеркало: «Наш серенький друг сегодня особенно настырный. Уже третий поворот за нами держится».
Я взглянул в зеркало. Тот самый седан. Сердце привычно застучало ровнее, холодная волна решимости разлилась по венам.
— Хочешь поиграть? — спросил я.
Она усмехнулась.
— Не сегодня, Арти. Слишком утомительно. Пусть пока развлекаются. Главное, чтобы не мешали работать.
Но я знал, что это лишь вопрос времени. Давление будет нарастать. Угрозы станут реальнее. И эти «серые друзья» могут перестать просто наблюдать.
Плевать. Плевать на угрозы, на давление, на Хендерсона с его нервами, на Прайса и Финча с их грязными деньгами. Все это стало фоном. Шумом. Единственное, что имело значение — это Сирена. Она была здесь, рядом, саркастичная, умная, опасная и невероятно живая. Она была тем центром, вокруг которого теперь вращалась моя вселенная. И я не позволю никому и ничему этому центру угрожать. Они хотели сломать ее, заставить замолчать. Они не понимали. Они имели дело не только с Сиреной Фоули. Теперь они имели дело и со мной. С тем, кого она создала. И я буду оберегать ее любой ценой. Идеалист умер, но родился защитник. Ее защитник.