Наша…любовь? Да, теперь я могу называть это так без страха быть высмеянным или замороженным ледяным взглядом. Эта странная, колючая, требовательная любовь изменила нас обоих. Я стал увереннее в себе, намного увереннее. Вырос как журналист до высот, о которых полгода назад и мечтать не смел. И не только как журналист. Выносливость тоже пришлось подтянуть, — я усмехаюсь про себя, вспоминая некоторые наши ночи, — иначе как выдерживать долгие, интенсивные раунды с моей ненасытной девушкой?
А Сирена…о, она все та же Сирена. Властная, саркастичная, доминантная, с языком острым, как лезвие гильотины. Но что-то неуловимо изменилось. Она стала…терпимее? Нет, не то слово. Скорее, она научилась лучше контролировать свой внутренний огонь, свою ярость на несовершенство мира и людей. Она все еще может испепелить взглядом или уничтожить словом, но делает это реже, избирательнее. И, о чудо, коллеги перестали шарахаться от нее в коридорах, как от чумы. Они все еще ее побаиваются, уважают ее профессионализм до дрожи в коленках, но панический ужас сменился настороженным пиететом. Она словно позволила себе немного ослабить броню, не снимая ее совсем. И я безмерно благодарен ей за то, что она осталась собой. Я полюбил именно эту женщину, со всеми ее трещинами и шрамами.
Ее недостатки? О, они никуда не делись. Ее патологическая ревность, стремление к тотальному контролю, въедливый цинизм, вспыльчивость, ядовитый сарказм и абсолютное, не терпящее возражений собственничество — все это при ней. Просто я научился с этим справляться. Научился видеть за этим не только желание ранить или подчинить, но и ее страх, ее способ защиты, ее изломанную потребность в безопасности и подтверждении, что я — ее. Только ее.
Конечно, у нас бывают ссоры. Иногда — настоящие бури, когда летят искры и острые слова. Последствия этих бурь мне обычно приходится сглаживать ночью, в постели, причем зачастую в усиленном, почти марафонском режиме. Но даже после самых громких скандалов я смотрю на нее, спящую рядом (или не спящую, а придумывающую новый способ доказать свое превосходство), и понимаю — у нас все будет хорошо. Я верю в это.
Почему именно она? Почему эта сложная, невыносимая временами женщина стала той, кого, как я теперь понимаю, я искал всю свою жизнь? Наверное, потому что она — настоящая. До боли, до крика настоящая. Без фальши, без полутонов. Она не пытается казаться лучше, чем есть. Она предъявляет миру себя — со всей своей силой, умом, яростью и спрятанной глубоко внутри уязвимостью. Ее интеллект — это вызов, который заставляет меня постоянно расти. Ее страсть — это огонь, который сжигает все несущественное, оставляя только главное. Ее цинизм, как ни странно, помогает мне трезво смотреть на вещи, не впадая в иллюзии. Она — мой самый суровый критик и мой самый преданный союзник. Она видит меня насквозь, со всеми моими слабостями, и не презирает за них, а…использует их, чтобы сделать меня сильнее. По-своему, конечно. Она — это шторм, который не дает заскучать, который заставляет жить на полную катушку. И рядом с ней я чувствую себя живым, как никогда прежде.
Я давно переехал к ней. Ее огромная стильная квартира с панорамным видом на город стала нашим общим пространством. И на работе мы теперь делим один кабинет — ее кабинет, разумеется. Так удобнее, учитывая, что большинство крупных материалов мы делаем в связке. Она — мозг и стратегия, я — тот, кто идет «в поле», добывает факты, а потом мы вместе превращаем это в очередной эксклюзив, от которого у конкурентов сводит скулы. Меня это полностью устраивает. Постоянный контроль Сирены теперь ощущается не как давление, а как…страховка. Я знаю, что она всегда прикроет спину.
Единственный минус совместной работы и жизни — подсобку рядом с кабинетом теперь приходится убирать в два раза чаще. Наши…внеурочные сессии стали регулярными и не всегда ждут окончания рабочего дня или переезда домой. Старый диванчик там уже многое повидал.
И да, наши сексуально-доминантные отношения никуда не делись. Она по-прежнему моя Хозяйка в спальне (и не только), задающая темп, правила и наказания. Тот приказной, сексуально-доминирующий взгляд все так же лишает меня воли к сопротивлению. И мне это нравится. Когда мы вместе, когда ее тело прижимается к моему, когда она шепчет мне на ухо властные, грязные слова, я забываю обо всем на свете — о дедлайнах, врагах, опасностях. Есть только она и я, и этот первобытный, всепоглощающий вихрь страсти.