Нора снова прокрутила в памяти их разговор.
Этот разговор, как и все предыдущие, был, скорее, односторонним. Она сидела на кровати, словно девочка, провинившаяся в том, что слишком поздно вернулась домой, и ковыряла носками обуви шикарный ковер, пока он стоял над ней, отчитывая за множественные проступки.
Нора знала Сорена с пятнадцати лет. Удивительно, как много средств воздействия ему удалось припасти за эти восемнадцать лет.
Ближе к концу разговора, он раскрыл причину, по которой пошел на организацию данной встречи. Кингсли рассказал ему, что в последнее время, Нора была сама не своя - стала тише, злее, отчаянно желая поработать в один день, и неохотно соглашаясь в другой. Она объяснила это усталостью из-за того, что работала над очередной книгой, что новый редактор был жестким, но все же, предоставлял ей возможность и шанс всей ее жизни. Сорен казался скептически настроенным, спрашивая, могло ли быть что-нибудь еще, о чем она ему не говорила.
Когда оплаченный им час, наконец, истек, и Нора уже собиралась покинуть номер, Сорен остановил ее единственным словом, - Уесли.
Нора медленно повернулась к нему, и, стараясь сохранять свой тон нейтральным, спросила, - А что с ним?
- В следующий раз, когда мы встретимся, малышка, у нас будет больше тем для обсуждения.
У Норы защемило сердце, когда Сорен прибегнул к ее ласкательному прозвищу. Но она просто посмотрела в его красивое лицо, и, закинув на плечо сумку с игрушками, вышла из номера.
После всех этих лет практики, она выработала выдержку. Сев за руль своей машины, Сатерлин закрыла глаза и помолилась, благодарствуя за то, что Сорен ее не тронул.
Именно так все и произошло на их прошлую годовщину.
Тогда она отправилась к нему поздним вечером и позволила напоить себя бокалом вина. Они поговорили об общих знакомых, и даже сыграли партию в шахматы на кухонном столе, на котором он столько раз жестко занимался с ней любовью. На несколько минут она даже забыла, что больше не являлась его собственностью.
Когда она наклонилась, чтобы сделать ход слоном, ей на лицо упала прядь волос. Протянув руку, Сорен заправил локон Норе за ухо, и провел пальцем по ее щеке. В считанные минуты, они оказались у него в спальне, где теперь она стояла обнаженная, и привязанная к прикроватному столбу.
В ту ночь, он бил ее так сильно, что она чуть не захлебнулась собственными слезами. Наконец, насытившись ее болью, он развязал Нору, позволив ей обмякнуть в его руках. Его темнота рассеялась, и, уложив ее на кровать, он занялся с ней любовью так нежно, что она снова заплакала.
В прошлом, когда они еще были вместе, Сорен мог разговаривать с ней, находясь внутри ее тела. Иногда, он в ошеломляющих подробностях озвучивал свое желание к ней. А иной раз, просто выказывал свое притязание на Нору, называя ее своей собственностью, своим владением.
В ту ночь, двигаясь в ней, он говорил на датском - языке, к которому прибегал, когда его сердце было наиболее открыто. Во времена неугомонной юности Норы, он немного научил ее этому языку, что стало их тайным способом общения. За четыре года, после их расставания, она многое забыла, но у нее навсегда осталось в памяти "Jeg elsker dig", означающее на датском, "Я люблю тебя"- слова, которые Сорен шептал ей снова, и снова.
После, все еще оставаясь в ней, он принял сидячее положение на середине кровати. Ее ноги были обернуты вокруг его талии, а руки обнимали его за плечи. Сорен водил ладонями вверх и вниз по ее истерзанной спине, поцелуями покрывая ее оголенную шею. Нора медленно двигала своими бедрами, наслаждаясь ощущением его плоти внутри своего тела, после столь долгой разлуки.
- Ты скучаешь по своему ошейнику, - сказал Сорен - утверждение, не вопрос.
Уйдя от него четыре года назад, Нора забрала тот с собой.
- Я скучаю по нему.
Она запрокинула голову, открывая ему лучший доступ к своему обнаженному горлу. Потом снова наклонилась вперед, и Сорен поцеловал ее в израненные губы. Если бы она притворилась, что существовало только сегодня, и что не было вчера и завтра, она бы осталась с ним навечно.
- Ты можешь вернуться ко мне, Элеонор. Всегда.
- Не могу.
Она замотала головой.
- Они нуждаются в тебе больше, чем я. Я не могу разорвать твою жизнь напополам.