— Пусть входит… Надеюсь у него хорошие новости, — обращаюсь уже к другу.
Кадышев Юрий Николаевич давно работает в компании отца. Долгое время дружили, тоже проверенный человек.
Входит юрист, нервно вытирает платком вспотевшую лысину.
— Обрадуете, Юрий Николаевич?- спрашиваю его, кивая головой на кресло напротив.
— Боюсь, что нет. Возникли ещё проблемы по поводу наследства,- волнуется под моим взглядом.
Под ним все теряются. Размер глаз всех в ступор вводит.
— Что с ним не так,- подходит ко мне Антон и облокачивается одной рукой на спинку моего кресла.
— Ваша тётя… — смотрит на меня.- Она подала в суд на опротестование завещания.
— И что эта жаба хочет?- откидываюсь назад.
— Больше денег…- вздыхает адвокат.
— Вот сука!- вырывается у Антона.
Он нервно разглаживает волосы на голове и проводит рукой по лицу, задерживаясь на подбородке.
— Значит торговый центр, два спа-салона, ресторан, дом дедушки и бабушки в Казани, двадцать миллионов долларов ей мало,- перечисляю я, загибая пальцы.
Адвокат только, поджимая губы, жмёт плечами.
— Тварь! Никогда не любила ни её, ни её отпрысков, — кидаю с яростью ручку на стол.
Это действительно так. Мою мать семья отца не принимала долгое время. Иноверка. Они мусульмане, а она христианка. Может быть, всё прошло бы и гладко, если бы наши родители не приняли решение, что мы сами выберем веру, когда нам исполнится по четырнадцать лет. Живя в Казани, возможно, я бы и приняла Ислам, но мы жили в Москве. Меня крестили, Стаську позже тоже. Родители отца восприняли это, как оскорбление. Общались мы редко и очень натянуто. Но папа поддерживал семью… Построил огромный дом для отца с матерью. Обеспечил старшую сестру с двумя её сыновьями — трутнями. Вот где слово «мажоры» прям красным фонарём горят над головами.
У тётки деловая хватка, поэтому отец развернул ей нехилый бизнес в родном городе. И вот теперь ей мало…
— Что она хочет?- спрашиваю у адвоката.
— Двадцать пять процентов от состояния.
— А харя у неё не треснет⁈- раздражается Антон.
Сумма приличная.
— Есть же завещание, где четко указано кому и что, разве можно его пересмотреть?- интересуюсь у юриста.
— Если бы ваш отец был болен, невменяем или оно составлялось под давлением, то тогда — да. Но Саша был здоров. Так что у нас все шансы выиграть,- растолковывает Юрий Николаевич.
— Ну и отлично. Пусть идёт в пешее эротическое значит со своим иском,- довольно откидываюсь на спинку.
— Куда идёт?- непонимающе смотрит на нас адвокат.
— На хуй! — поясняет Антон.
Крови тётка всё равно знатно попила, пока поняла, что все эти суды — пустая трата времени и денег. Осталась только с тем, что ей было завещано. Но нервов помотала нереально. А сколько дерьма я выслушала в адрес себя и своей матери… С трудом каждый раз сдерживалась, чтобы не влепить ей по морде. В последний день не выдержала, отвесила ей смачную пощечину, когда она назвала мою мать шлюшкой.
Вдобавок ко всему были проблемы с оформлением опекунства. Взять на себя такие серьезные обязательства я не смогла. Какой с меня опекун⁈ За мной самой присмотр нужен. Их на себя взяла бабуля… И, слава богу, ей не семьдесят пока. Но у неё проблемы со здоровьем, больное сердце. «Правильные » справки обошлись очень дорого. Проблему решили. Осталось подготовить документы к операции.
Стаську согласилась взять немецкая клиника в Дюссельдорфе. Врачи пообещали стопроцентный результат. Сестра будет ходить, и жить нормальной жизнью.
Потерю родителей она перенесла молчаливо, только по ночам, когда я оставалась у неё ночевать, слышала, как она всхлипывает. Однажды не выдержала, включила свет и, обнявшись, мы ревели вместе. Стало легче, мы обе скинули давящий груз потери на некоторое время с плеч. Но всё это большой обман… Боль не проходит, она притупляется. И для этого нужно время, а его прошло так мало.
Мы со Стаськой часто вспоминали после этого родителей. Разные случаи из нашей жизни. Смеялись со слезами и грустью в глазах. Нам их очень не хватало…
Очень, очень…
С Роном мы больше не общались. Первые дни он звонил и писал, потом я его заблокировала.
Зачем рвать себе душу, которая и так разорвана в клочья? Зачем ему девушка с вагоном проблем? Его мать права — я ему не пара. Найдет тихую и послушную мышку, женится, нарожают детей и будут пить чай в пять часов в своём доме где-нибудь в окрестностях Лондона. А такая жизнь не для меня. Для меня — это когда задница пригорает, когда без проблем никуда. Иначе скучно, обыденно… Мне нужен драйв.
— Привет! Готова ехать?- подхожу к Стасе, которая сидит в инвалидном кресле на пороге дома.
— Готова,- улыбается, поджав губы.
Сегодня мы улетаем в Германию. На следующей неделе ей сделают операцию, а через полгода она будет прежней Настей, шустрой и любознательной, бегать со своим фотоаппаратом и снимать всё вокруг.
— Тогда поехали,- толкаю коляску перед собой.
Жизнь устаканивается. Ад из проблем и бумажной волокиты заканчивается. Появляются робкие намёки на хорошее будущее.
У нас будет всё хорошо… Я знаю.
Глава 35
Операция длится уже восемь часов. Бабушке дали успокоительное, иначе сердце точно не выдержит. Ещё её не хватало бы потерять. И так слишком много потерь в моей жизни. Сейчас она спит на диване в комнате для посетителей, заботливо укрытая шерстяным пледом.
Я время от времени встаю и мечусь из угла в угол, как лев в клетке. Время длится невыносимо долго, кажется, что прошла вечность, но по итогу всего минут двадцать. Когда всё закончится — никто не знает.
Даже залипание в телефоне не помогает, раз за разом выключаю его и кидаю на журнальный столик. На окнах изучила, наверное, все царапины и грязные пятна.
Сообщение на экране от Антона, спрашивает, как дела. Отвечаю, что ещё ждём и опять откидываю телефон. Нервно заламываю руки…
А если операция не поможет? Как потом смотреть в глаза сестре?
Я этого точно не выдержу.
Не неси херни!- орёт внутренний голос. Врачи обещали хороший результат.
Проходит ещё четыре часа, прежде чем появляется доктор:
— Операция прошла удачно. Дальше только восстановление и реабилитация,- успокаивает меня, подбадривающе сжимая плечи.
Я с облегчением опускаюсь в кресло. Все отлично! Глаза наполняются слезами…
— Спасибо, доктор!
— Всё будет хорошо! — похлопывает меня по плечу и уходит, едва передвигая от усталости ноги.
В комнату вошла медсестра Марта. Она приставлена к Стаське, как одна из сиделок, наша просьба за отдельную плату.
— Держи,- протягивает мне стакан воды.- Поздравляю, всё прошло успешно.
— Да…- делаю несколько глотков.
Мы нашли общий язык с Мартой быстро, она болтушка. Всё время что-то рассказывает о бывших пациентах, как им здесь помогли — поставили на ноги. Поддерживает. Надо её пригласить куда-нибудь, пообедать, поблагодарить… Да и с городом познакомиться. За неделю кроме аэропорта, больницы и больничного парка ничего не видели. Но это потом, когда Стаська почувствует себя хорошо… Нам здесь ещё полгода жить.
Сестрёнка тихо спит. Я подхожу к кровати и, стараясь её не разбудить, присаживаюсь на край постели. Бледная… Только перевели из реанимации в обычную палату.
Слегка глажу по руке. Она вздрагивает и с трудом открывает глаза.
— Тшш… Спи,- шепчу еле слышно.
— Ань? Как всё прошло?- спрашивает хриплым голосом.
— Хорошо… Скоро ты встанешь на ноги,- успокаиваю её, поглаживая по руке.
— Я пить хочу,- сглатывает слюну.
Подаю ей бутылку с трубочкой, которую оставила медсестра. Стася делает несколько глотков и закрывает снова глаза. Проваливается в сон. Он ей сейчас очень нужен… Он всем нужен, я вторые сутки на нервах не сплю.
Прошел месяц. Уже середина сентября. Но здесь этого не ощущается. Жарко, как и летом. Климат мягкий…