Пока я докладывал комкору о цели прибытия и передавал пакет, генерал, к которому я обратился вначале (это был заместитель командира корпуса генерал-майор танковых войск Ермаков), рассмеялся приглушенным баском и, нагнувшись к соседу, негромко произнес: "И где Борисенко такого откопал? Ну чистый Швейк". Генерал Скворцов после этих слов взглянул на меня и, сдерживая улыбку, углубился в боевое донесение. Потом весело хлопнул ладонью по колену, восклицая: "Молодец! Молодец Кривопиша!.. Вы, Иван Прохорович, - к Ермакову, - знаете пулеметчика Летуту?" - "Никак нет". - "Жаль! - Обращаясь ко мне: - Вы тоже были с Кривопишей?" - "Так точно!" - "Ну, знаете ли, Иван Прохорович, Швейк постарался бы оказаться подальше от такого "сабантуя". - Затем подошел ко мне, протянул руку: - Спасибо за добрую весть. Идите к адъютанту, там подождете. Вам будет поручено ответственное задание: вывести противотанкистов на позиции двенадцатой гвардейской мехбригады. Подробности сообщит генерал Шабаров. До свидания". Я четко (так мне, по крайней мере, казалось) повернулся кругом и вышел. С разрешения адъютанта дозвонился до оперативного дежурного своей бригады и доложил о вручении пакета. Потом поинтересовался, нельзя ли накормить членов моего экипажа. "Сейчас дам команду", - обещал адъютант.
Минут через пятнадцать вышел начальник штаба корпуса генерал Шабаров, придирчиво осмотрел меня и приказал отправиться в оперативный отдел.
Знакомство мое с офицерами оперативного отдела прошло быстро и просто. Видимо, это потому, что надо мной взял своеобразное шефство капитан Ивашкин. В прошлом он был офицером связи нашей бригады и сохранил к ней самое доброе отношение. Пожимая руку капитану Брагеру. старшим лейтенантам Усачеву и Костриковой, я чувствовал, что с этой минуты становлюсь для них своим человеком. Запомнились ордена и медали у Брагера и Костриковой.
Представили меня и заместителям начальника оперативного отдела майорам Москвину, Гостеву и Лупикову, которые горячо обсуждали какой-то вопрос. Ивашкин шепнул: "Опытные оперативные работники". Впрочем, это было видно и по наградам, и по нашивкам за ранения.
Пока я ждал и получал документы, в отдел пришел генерал-майор танковых войск Шабаров в сопровождении невысокого, круглолицего майора. Все встали, но генерал тотчас жестом приказал сесть. "Начальник разведки корпуса майор Богомаз, - заговорил он, - кратко проинформирует вас о противнике и его намерениях".
- Здесь надо бы несколько прояснить ту обстановку,
которую, видимо, докладывал майор Богомаз, - снова
прокомментировал генерал-майор Рязанский. - К тому времени
корпус вышел на тылы сто шестой, сто восьмой и триста
двадцатой пехотных дивизий одиннадцатого армейского корпуса
гитлеровцев, оборонявших правый берег Днепра на фронте
Новогеоргиевск, Чигирин. Во избежание их разгрома противник
на рубеже Крюков, Глинск начал свертывать оборону и спешно
отводить войска на запад, организовав сильное тыловое
охранение. К Новогеоргиевску подошли части пятьдесят третьей
армии. Быстрое овладение Чигирином, задуманное вначале,
могло привести к отсечению и уничтожению лишь части сил
одиннадцатого армейского корпуса...
Когда Богомаз закончил доклад и ответил на вопросы, генерал спросил: "Кто желает сделать вывод по обстановке?" После короткой паузы встала Кострикова: "Разрешите мне?" Я с интересом смотрел на эту синеглазую блондинку в сбитой на затылок ушанке. На правой щеке ее глубокий шрам. Позже я узнал, что в бою под Прохоровкой, где она была военфельдшером 54-го гвардейского танкового полка, осколком мины ее тяжело ранило в лицо. Она лишь недавно вернулась в корпус из московского госпиталя. Говоря, она по-мужски отсекала рукой каждую фразу.
"Иван Васильевич! - Это генералу-то. - Из доклада майора Богомаза я поняла, что наш корпус, да и сосед из пятьдесят третьей армии уцепили одиннадцатый корпус фашистов за хвост. - Послышался смех. - Честь для нашего гвардейского корпуса, откровенно говоря, небольшая и незавидная. - Смех умолк. - По-моему, фашистов следует уцепить, извините, за морду, а это можно сделать, если мы быстро обойдем их и будет наступать далеко западнее Чигирина".
Генерал Шабаров, сдерживая улыбку, ответил: "Евгения Сергеевна, мне кажется, что вам в образной форме удалось выразить смысл очевидного вывода. Подумайте-ка над этим все". Затем он подозвал корпусного инженера подполковника Кимаковского и меня. Кимаковский получил задание лично проверить готовность моста в овраге и пропустить через него противотанковый дивизион и батарею Су-85. Мне приказал через час явиться в распоряжение капитана Неверова - командира дивизиона (указал точку на карте) и вывести колонну на западную окраину Иванковцев.
От ОД (оперативного дежурного) позвонил майору Кривопише, сообщил о времени выезда из штаба корпуса. Капитан Ивашкин организовал для меня ужин, за которым рассказал об офицерах оперативного отдела, просил без стеснений обращаться за помощью. Меня охватывало теплое чувство к нему и его товарищам. Среди неуюта войны, на новом для тебя пути нет ничего дороже, чем братское отношение людей, о существовании которых еще вчера не подозревал. Исчезло ощущение неопределенности моих обязанностей, я уже чувствовал себя живой нитью, связывающей два важных оперативных звена, олицетворенных в близких мне людях. Теперь я знал: не посмею, не смогу быть плохим офицером связи.
В пункт встречи с командиром противотанкового дивизиона и самоходной батареи я прибыл до срока. Назначил наблюдателей и сам внимательно слушал тишину ночи. Уловив шум моторов, приказал Бигельдинову включить стоп-сигнал. Вскоре подошла головная машина, из щели ее замаскированной фары едва пробивался темно-синий свет. Офицер в шинели и плащ-накидке, назвавшийся капитаном Неверовым, спросил, знаю ли я маршрут. Утвердительный ответ удовлетворил его. Марш прошел довольно быстро, так как саперы успели уже не только соорудить мост, но и "подлатать" дорогу. На западной окраине Иванковцев колонну встретил начальник артиллерии бригады гвардии майор Шаповалов, он и повел дивизион и самоходную батарею на огневые позиции,
Вошли в высокий, густой лес. Разбитая дорога с глубокими колеями. Незастывшая густая грязь. Темень. Сильный ветер со снегом. Через час движения майор Шаповалов остановил колонну и приказал рассредоточить орудия на просеке в полной боевой готовности. Затем я вместе с другими офицерами выехал на командный пункт бригады, располагавшийся на опушке леса.
На КП, несмотря на поздний час, шла напряженная работа. В большой палатке, вокруг макета местности, собрались офицеры штаба бригады, командиры танковых, мотострелковых и минометного батальонов. Ждали прибытия командира 24-й гвардейской танковой бригады. Полковник Борисенко нетерпеливо поглядывал на часы - время очень дорого. "Что-то запаздывает Вениамин Павлович!" - "Еще пять минут", - ответил майор Бочинский, однако Борисенко не успокаивался. Наконец послышался рокот мотора, лязг гусениц, а через минуту в палатку вошли трое танкистов в кожаных куртках и шлемах. Первый - это был командир танковой бригады, любимец корпуса гвардии полковник Рязанцев, - подошел к Борисенко и, чуть улыбнувшись, певуче заговорил: "Заждались, Григорий Яковлевич? Я был уверен, что вы используете эту ночку для атаки. Чувствую - не ошибся. Мы тоже готовы. Осталось только согласовать..."