Вывожу танк на мост. Он узкий - гусеницы едва умещаются на проезжей части. Каким-то странным, настораживающим холодом веет от свинцовой воды Днепра, от больших железных понтонов, на которых видны фигуры понтонеров, привычно работающих среди фонтанов воды, огня, осколков и пуль, когда фашистскому стервятнику удается прорваться к мосту. Гоню от себя сомнения в успехе переправы, сосредоточиваюсь на выполнении задачи. Видимо, с водителем происходит то же - танк уверенно следует за мной, безошибочно отзываясь на каждый жест. Я и не заметил, как очутились на правом берегу, около села Мишурин Рог. И лишь оказавшись в танке, оглянулся, ощутив прилив радостной силы. Видимо, это и от удачной переправы, и оттого, что мы уже за Днепром, наступаем, гоним врага с родной земли. Кажется, я тогда под гул мотора запел песню, которая так часто звенела над нашим курсантским строем:
Украина золотая! Наше счастье молодое
Мы стальными штыками оградим...
Южная ночь наступает почти мгновенно. В сплошной темноте идем за кормовыми огнями переднего танка. Объезжая неисправную машину, садимся днищем на камни. Гусеницы скребут землю, а танк ни с места. Спасибо, соседняя машина сволакивает нас со злополучных камней. Водитель доложил, что заедает главный фрикцион. На остановке вызываю механика-регулировщика. Он тут же устранил неисправность и для проверки сам сел за рычаги. Машина словно преобразилась. Вот бы нам в экипаж такого аса!..
На танки сажают десант - по отделению автоматчиков. Нам, командирам машин, в таких случаях тоже приходится ехать на броне. Инструктирую автоматчиков, как лучше устроиться, чтобы не свалиться на ухабах, как укрыться от дождя и ветра. Автоматчики посмеиваются: "От езды на танке всегда жарко!" Пожалуй, они правы. Я и сам в этом убедился. А каково им бывает под огнем, в атаке!..
В полночь остановились в большом селе Попельнастое. Впереди по всему фронту - зарницы пушечных выстрелов, слышен грохот разрывов. Где-то справа Александрия, слева - Кривой Рог. Когда же нас введут в бой?..
Команда: "Танки в укрытие, окопаться!" Титский указывает места. Механика-водителя укладываем спать в машине - работа у него тяжелая, надо беречь силы, - а сами беремся за лопаты. Автоматчики помогают нам, и дело спорится.
Рассвет сопровождается воздушной тревогой. Несколько фашистских самолетов сбрасывают бомбы наугад. Не зря мы окапывались! Потерь нет. Когда все успокоилось, подошел мальчик из ближнего дома и показал пальцем на сарай: "Пан офицер (это мне-то!), а у нас в сарае нимец!" Вместе с радистом сняли с сеновала насмерть перепуганного фельдфебеля со знаком "За зиму 41/42 года".
Командир взвода разведки гвардии лейтенант Киселев задал ему несколько вопросов на немецком языке. Молчит. Но стоило кому-то многозначительно погладить автомат, как гитлеровец начал торопливо отвечать, и лейтенант Киселев увел его в штаб полка.
Принесли груду индивидуальных пакетов. Зачем так много? Фельдшер молча глянул на меня и ушел... Ночью - марш. Опять сижу на крыле, рядом с водителем. В темноте иногда возникают вереницы синих, желтых огней: сколько же танков движется к фронту вместе с нами? Радостно ощущать себя частицей этой огромной силы, которая вот-вот навалится на врага. Скорее бы!
Утром за большим селом Желтое принимаю сигнал командира роты: "В линию". Кажется, слышу, как застучало сердце. Танки, бешено взревев моторами, сходят с дороги и, меся раскисший чернозем, развертываются в боевой порядок. Однако это еще не атака. За высотой командир приказывает остановиться. Орудия расчехлены. Маскируем танк ветками кустарника. Вперед уходит в разведку взвод.
На дороге - разбитые повозки, трупы лошадей. Опять легкая бомбежка, осколки как горох стучат по броне. Из машины-радиостанции выносят радиста...
Командир роты привел к нам нового механика-водителя - старшего сержанта Безуглова с орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды на груди. Откровенно говоря, у меня гора с плеч свалилась. Что там скрывать - я до сих пор все же побаивался. Не боя и не смерти - о ней как-то не думалось; боялся, что наш танк отстанет в атаке. А это хуже всего: ведь могут подумать - струсили. Теперь же я ничего не боюсь. Хороший водитель в бою - половина успеха, если не больше. А разве плохому дадут два боевых ордена? Вон как уверенно осмотрел машину, похлопал по броне, улыбается: "Необстрелянная, матушка. Ничего, мы ее сейчас обкатаем... по фашистским косточкам".
Слушаем приказ: "Захватить село Рублевка, обороняемое арьергардом 384-й пехотной дивизии немцев, и быть готовыми к форсированию реки Ингулец западнее села Зеленое".
Кажется, я так и не заметил, когда начался бой. По-моему, в танке воевать не страшно. Мотор ревет, как всегда, тряска нам привычна. Пуль и осколков не слышишь, разрывы еле доносятся. Все как на учении...
Мгновенная, слепящая вспышка - и прямо перед танком ударил черный фонтан. Машина, качнувшись в сторону, проносится сквозь дым и комья падающей грязи. На окраине села - частые огненные сполохи. Внезапно понимаю: стреляют немцы. В нас стреляют. Торопливо даю целеуказания наводчику Хабибулину, и танковая пушка тотчас отзывается коротким ударом. Еще выстрел... еще... У плетня, где сверкнул огонь фашистского орудия, в пламени разрыва мелькнули обломки. "Молодец, Хабибулин! Так их!.."
Влетаем в село, несемся по улице мимо разбитых орудий, брошенных повозок, убитых и раненых немцев. У околицы - короткая остановка. Слышим доклад командира роты по радио о взятии села. В ответ распоряжение: "Немедленно идти на Зеленое".
В это время гитлеровцы, видимо, предполагали, что наступательный порыв советских танкистов иссякает, и пытались остановить наше продвижение. По западному берегу Ингульца спешно закреплялись подразделения 384-й пехотной дивизии немцев.
Нельзя было терять ни одного часа. Подразделения 55-го гвардейского танкового полка спешно стягивались в район Зеленого, чтобы мощным ударом взломать вражескую оборону и развить наступление в направлении сел Ново-Петровка, Шаровка. Это было тем более важно, что ожидался подход сильных вражеских резервов, для которых оборона своих войск по берегу реки могла послужить лучшим исходным рубежом для нанесения контрудара.
...В Зеленом, когда шли на рекогносцировку, мне очень хотелось поделиться с офицерами впечатлениями об атаке. Но все они молчаливы и сосредоточенны. Только Титский взглянул в глаза, улыбнулся и подмигнул. Значит, доволен. Действуй мы неправильно - обязательно выговорил бы. Задачу он нам объяснил в деталях.
Атака - в 7,00. Исходные позиции - в лощине, в полукилометре от берега. Занять к 6.40. Реку форсируем во время короткого огневого налета нашей артиллерии на позиции противника. Указал броды. С выходом на правый берег боевой порядок - линия. Направление - на деревню Спасово. Сигнал атаки по радио - "Волна".
Ротный хорошо сделал, что вместе с командирами взводов взял на рекогносцировку командиров головных танков и механиков-водителей. Мы с Безугловым проползли почти до уреза воды. Ширина реки метров сорок, глубина брода более полуметра. Я рассказал водителю о случае на Ворскле, он спокойно улыбнулся: "Не бойся, командир, все коврики в танке будут сухие". Я знаю: это не пустая похвальба. Видел его в бою. Классно работает...
На исходные позиции вышли вовремя. Забрезжил серый, мутный рассвет. Гитлеровцы бросали осветительные ракеты, но в поднявшемся от реки тумане это, скорее, мешало видеть. Так что мы сосредоточились для атаки незамеченными...
Внезапно дрогнули земля и воздух, над головой железно зашелестели снаряды, и стена разрывов взметнулась на правом берегу Ингульца. Почти одновременно - сигнал "Заводи!". Лощину заволокло дымом из выхлопных труб танков. Ловлю в наушниках слово "Волна".
В зеркале раки мечутся отражения разрывов. Танк ровно и сильно режет воду скошенной грудью. На противоположном берегу Безуглов прибавляет газ - стремительно идем на разрывы своих снарядов. Стена бушующего огня и стали совсем рядом. Однако такое чувство, что свои не могут поразить. Огневой вал внезапно отпрянул, вспышки разрывов из сумерек выхватывают мечущиеся фигуры. Бьем по ним из пулеметов - и вперед, вперед!..