Дайна внимательно следила за выражением на лице Бонстила, одновременно слушая превосходное исполнение: помимо блестящей техники, Сара обладала еще одним достоинством, как музыкант — она играла с подлинной страстью. Мягкая улыбка, застывшая на губах лейтенанта, была отражением выражения лица дочери на фотографии. Дайна подумала о Генри и Джейн Фонда, принадлежащим к разным полам и поколениям, и тем не менее в определенные моменты похожих друг на друга, как две капли воды.
Однако в улыбке Бонстила, казалось, проглядывала боль, затаившаяся внутри. Через некоторое время Дайна была не в силах выдерживать болезненную напряженность этой улыбки и отвернулась в сторону, не дожидаясь окончания музыки.
Его слова вдруг опять всплыли в ее сознании. «Как я ненавижу это место!» Разумеется, иначе и быть не могло. Здесь все ему было чужим, за исключением фотографии Сары и, возможно, рояля, на котором она стояла. Атмосфера в доме была холодной, почти мрачной, как в больничной палате. Если интерьер его отражал особенности душевного склада хозяйки, как это обычно бывает. То Дайна недоумевала, что вообще мог Бонстил найти в своей жене. Что-то непостижимое, — сказал он. Не было ли это непостижимое той самой тайной женской плоти и ума, которая рождает любовь в сердцах всех мужчин?
В гостиной наступила тишина.
— Она играет чудесно, Бобби. — Вдруг она увидела, что Бонстил плачет, и его боль обожгла Дайну. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. — Мне жаль, — прошептала она. — Мне жаль. — Она несколько раз повторила эти слова — бессмысленный набор звуков, помогающих облегчить тяжесть, лежащую на сердце.
— Глупо, — отозвался он, отстраняясь от нее. — Просто глупо. Мне не следовало ставить эту кассету.
— Напротив, я рада, что ты включил ее. Такое исполнение предназначено для слушателей.
— Карин не понимает этого, — он говорил так тихо, что Дайне пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его слова. — Она считает, что Саре надо кататься на лыжах или коньках. Заниматься чем-нибудь, что укрепило бы ее.
— Всякое учение укрепляет мозги человека, — возразила Дайна.
Бонстил пристально посмотрел на нее и несколько раз моргнул. У Дайны вновь возникло ощущение, будто он видит ее впервые в жизни.
— Вы знаете, вы совсем не такая, какой я вас представлял.
— Я не слишком испорчена? — она улыбнулась. Он рассмеялся.
— Нет, совсем нет, — внезапно он отвернулся, точно вспомнив нечто важное. — Я должен объяснить причину — иную причину — по которой женился на Карин.
Он подошел к строгому и аккуратному письменному столу, стоявшему в дальнем углу гостиной в тени какого-то высокого растения. Еще до того, как он протянул Дайне то, что достал из ящика стола, она уже знала, что это такое.
Пока она читала, он тихо вышел на кухню и приготовил превосходный салат из рыбы, тропических овощей и лука с помидорами. Затем он пригласил Дайну к столу и, поставив тарелку только перед ней, открыл бутылку белого вина. Они выпили вместе.
— Рукопись очень хороша, Бобби, — сказала она. — В ней есть злость и энергия. Она очень похожа на игру Сары на пианино. — Последнее обстоятельство особенно поразило Дайну. — В ней есть страсть.
— И Карин была моим счастливым билетом, — сказал он. — Я любил ее, а у нее было много денег. Как чудесно, думал я, мне удастся посвящать перу столько времени, сколько понадобится. Но писательский труд не укладывается в рамки обычного рабочего дня: с девяти до пяти. — Он подлил еще вина им обоим. — Человек, который сам никогда не пробовал писать, не в состоянии понять это, и Карин, не разбирающаяся ни в чем, кроме своего бизнеса, не являлась исключением. Она постоянно требовала ответа, почему я не могу работать в те же часы, что и она. А эти уик-энды! Они должны были быть всегда свободны и посвящены выполнению ее светских обязанностей.
— Другими словами, вы попади в золоченую клетку. — Дайна отодвинула тарелку от себя. — Но как получилось, что вы стали полицейским?
Он пожал плечами.
— В моей семье сильны военные традиции. Так что мой выбор был вполне естественный. — Что-то изменилось в его взгляде. — Ну, а вскоре я обнаружил, что получаю удовольствие от этой работы.
— От расследования убийств?
— От восстановления справедливости и правосудия. — Он с размаху хлопнул ладонью по столу. Законы должны соблюдаться. Тех, кто нарушает их, должна настичь кара. Негодяи бродят по этому городу — так же как и по любому другому — и совершают преступления, словно чувствуют свою безнаказанность. Им чуждо всякое уважение к человеческой жизни. Их жестокость не знает границ, и безразличие, с которым они взирают на собственные деяния, худшее из зол.
Дайна была поражена: вечно сонный голос Бонстила изменил тембр и звучал гораздо громче, точно лейтенант читал гневную проповедь с кафедры.
Наступила пауза. Бонстил не смотрел на Дайну, стыдясь того, что позволил своим чувствам вырваться наружу. Наконец он, откашлявшись, произнес:
— Мы нашли целый склад наркотиков в доме Криса: кокаин, героин низкой очистки. — Он заметил выражение, появившееся в глазах у Дайны. — Что касается меня, то я плевать хотел на это. От рок-музыкантов приходится ожидать чего-то подобного. Некоторые из них, — он пожал плечами, — живут исключительно на этой дряни. — Он допил вино из бокала. — Вы бы удивились, узнав, как много может выдержать человеческое тело, прежде чем разрушиться окончательно.
— Это не похоже на Мэгги, — промолвила Дайна. — Конечно, она время от времени баловалась кокаином. — Эта маленькая ложь не могла никому повредить теперь, — Но героин... — Она покачала головой. — Я бы знала об этом.
Бонстил задумчиво постучал вилкой по бокалу, отозвавшемся хрустальным звоном.
— Вы говорите, она не употребляла героин.
— Да, — она заметила особый блеск в его глазах. — О чем вы думаете?
— О заключении медицинской экспертизы. — Он внимательно посмотрел на Дайну. — Мэгги умирала тяжело. Для начала ее накачали героином.
— Накачали? — недоуменно повторила она вслед за Бонстилом. — Вы хотите сказать, что не верите, будто она сама вколола его себе?
— Нет, не верю.
— Слава богу. Однако, вы говорили, что нашли героин в доме.
Он кивнул.
— Я отправил его в лабораторию на анализ. Выяснилось, что это порошок отборного качества.
Что-то в его словах заставило Дайну насторожиться опять.
— А что написано в заключении эксперта? Бонстил вздохнул.
— В дряни, вколотой в тело Мэгги Макдонелл, содержался стрихнин.
— Горячая доза, — слова сорвались с губ Дайны, прежде чем она успела подумать.
— Так, так, так. — Он склонил голову набок. — Позвольте узнать, в какой мерзкой книжонке вы почерпнули подобное выражение?
Дайна немного перевела дух, услышав из его уст это ошибочное предположение. Бонстил, между тем, продолжал.
— В обычном случае вы были бы правы. Однако в Мэгги впрыснули дьявольскую смесь, даже еще пострашней, чем просто «горячая доза». Дело в том, что содержание стрихнина в порошке было недостаточным для мгновенной смерти. Некоторое время ей... пришлось помучиться. — Он накрыл ладонь Дайны своею. — Мне жаль. — Эти слова прозвучали точно так же, как несколько минут назад, когда она произнесла их, обращаясь к Бонстилу.
— Боже милостивый, — выдохнула она. — Я ничего не понимаю.
Бонстил по-прежнему не выпускал ее руку.
— Кто-то впрыснул ей дозу, а потом изнасиловал и безжалостно избил.
— Изнасиловал? — Дайне показалось, что кровь застыла у нее в жилах. Она дрожала. — Откуда вы знаете?
— Я думаю, что нет необходимости...
— Зато я так не думаю! — яростно перебила она его. Она впилась в него глазами. — Теперь я должна узнать все до конца.
Бонстил несколько секунд молча смотрел на нее, затем покорно кивнул.
— В самом кратком изложении это можно выразить так: медицинская экспертиза обнаружила следы крови и спермы во влагалище и прямой кишке.