— Тебе лучше не знать этого, — сказал он после долгого молчания так тихо, что Дайне пришлось попросить его повторить свои слова.
— Нет, если ты собираешься соврать мне. Какой смысл нам быть друзьями, если мы будем врать друг другу. — Она искоса взглянула на него. — Когда мы говорили про «Pavane», ты тоже врал?
Она видела, что обидела его, и была рада этому.
— Нет, не врал, Дайна.
— Тогда не ври мне и сейчас.
— Ладно. — Он кивнул. Потом поднял сухую тростинку и стал лениво постукивать ею по земле. — Одной из ее черт всегда была своего рода невинность... не тупая простота типичных групп... вовсе нет. Но... я прошел через все это, а она нет. Я думал, что смогу уберечь ее от этого дерьма, понимаешь? — В его глазах застыло почти умоляющее выражение. — Она... Я старался сделать так, чтобы она не знала ничего о том, что я употреблял, насколько это было в моих силах. Я не хотел, чтобы у нее появилось искушение. — Вдруг он хрипло рассмеялся, но в его смехе звучала невыразимая боль. — И вот однажды, вернувшись домой, я увидел порошок на кухонном столе... Одна из ее подруг... я даже не был знаком с ней, ввела Мэгги, так сказать, в курс дела. — Он отбросил тростинку прочь от себя, но внезапный порыв ветра швырнул ее обратно ему в лицо. Сняв со щеки, он кинул ее за спину и продолжал. — Что за злая ирония. Какая-то маленькая шлюха... — Он вздохнул. — Ты ведь знаешь, как ей бывало плохо. У нее ничего не выходило с карьерой, а у меня не хватало времени... — Он поднес стиснутые кулаки к своим глазам. — Но она была такой слабой, Дайна... такой слабой. Она не могла выстоять перед ударами судьбы в одиночку... ей был нужен я, и ты, и многие другие, которых наверное не знаем мы оба. Она не могла... никогда не смогла бы сделать это одна...
— Почему ты не остановил ее, Крис? — Дайна произнесла эту фразу очень мягко, но все же не смогла до конца спрятать жало обвинения.
— Конечно, я думал об этом. Однако, взгляни на меня: чем я лучше? Какое право я имел запрещать ей делать то, что делаю сам? Я перестал бы уважать самого себя, если б поступил так...
— И ты предоставил ей возможность продолжать убивать себя. Ты — просто себялюбивый негодяй.
— Что я по-твоему мог предпринять? — грустно спросил он. — Однажды я побил ее. Да, это правда. Я был так взбешен, что потерял контроль над собой, и только уже потом опомнился... Боже! Я был зол на себя не меньше, чем на нее. Однако, я знал, что она будет продолжать заниматься этим, что бы я ни говорил... Особенно, если б я стал уговаривать ее перестать колоться, потому что у нее тогда появилась бы возможность заниматься чем-то назло мне, вымещать на мне отчаяние и ненависть к себе самой, переполнявшими ей душу в самые мрачные минуты.
— Как вышло, что я ничего не знала об этом?
— Все дело в том, что она слишком любила тебя. Она знала, что узнав правду, ты найдешь способ остановить ее... Дайна, она не хотела бросать...
— Как ты можешь говорить так?
— Потому что, — сказал он, приближая свое лицо к ее глазам, — что я знаю.
В самолете, которым Дайна летела назад в Лос-Анджелес, было сухо и душно. В салоне витала микроскопическая пыль, забивавшаяся под веки и вызывающая слабую резь в глазах.
Даже первый класс в этом рейсовом авиалайнере калифорнийской авиалинии не мог идти ни в какое сравнение с принадлежащем «Хартбитс» «Лирджет Лонгкорн 50», доставившем Дайну в Сан-Франциско. Глядя вниз на медленно приближающийся лос-анжелесский аэропорт, она вспомнила об этом широкофюзеляжном монстре, на сверкающих бортах и хвосте которого была нарисована гитара — фирменный знак группы.
Разумеется, интерьер и содержание его обходилось невероятно дорого, однако он являлся не просто средством для рассеивания усталости и скуки на протяжении долгих турне, состоявших в основном из одноразовых концертов в разных городах. Имея «Лонгкорн», «Хартбитс» могли, например, обосноваться в Нью-Йорке, выступая на северо-востоке страны, в Атланте — на юго-востоке или в Сан-Франциско — на западе, что было немаловажно, ибо все члены группы, включая Криса, настаивали на том, чтобы не возвращаться в Лос-Анджелес во время гастролей.
Дайна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Она думала о долгой и изнурительной беседе с полицией, недоумевая по поводу того, почему инцидент с вооруженным нападением на Криса в «Лав-из-э-ликвид» оказался отодвинутым на задний план смертью Найла. Если все обошлось благополучно, то это никого не интересует. Иное дело, когда кого-нибудь ранят или убьют: тогда стаи стервятников слетаются на поживу, как было на похоронах Мэгги. Дайна вздрогнула, бородатое лицо с застывшей на нем странной улыбкой ясно стояло перед ее мысленным взором. Силка передал этого маньяка в руки полиции; тем все и ограничилось.
А Крис? Он испытал секундное потрясение, но тут же постарался забыть о происшествии. «Подобные вещи не редкость в таких местах», — сказал он ей на следующее утро.
Открыв глаза, она выглянула в иллюминатор. Самолет летел низко: до земли, казалось, рукой подать, и открывающееся внизу зрелище вызывало у нее чувство, близкое к отвращению. Ряды плоских крыш тянулись один за другим, делая Лос-Анджелес похожим на чудовищный город Левит. К тому же Дайна не любила взлеты и посадки... Вдруг она почувствовала, что у нее закладывает уши. Самолет резко сбросил скорость, раздался противный металлический визг, и через мгновение они уже катились по земле.
Дайна почувствовала, что кто-то стоит рядом с ней, и, повернувшись, увидела улыбающееся лицо молоденькой, энергичной стюардессы.
— Если вы не покинете своего места, мисс Уитней, то мы подрулим к запасному терминалу, где ваши люди устраивают для вас пресс-конференцию. Ваш багаж доставят прямо в машину. — Девушка опять улыбнулась. — Спасибо за то, что вы выбрали наш рейс.
У трапа самолета стояла Берил, одетая в салатовое шифоновое платье, которое смотрелось бы ужасно на ком угодно, кроме нее. Она тут же схватила Дайну за руку.
— Мы так рады, что ты согласилась на эту встречу с прессой, — экспансивно воскликнула она. — Честно говоря, я не знала, что произойдет, когда тебе сообщат о ней. — Она потянула Дайну за собой в коридор, где на каждом шагу попадались полицейские и представители различных служб аэропорта. — Как ты понимаешь, первые сообщения о твоих приключениях были довольно короткими и отрывочными. — Она впилась глазами в лицо Дайны. — Это, наверно было ужасно.
«Да, — подумала про себя та, — это было ужасно. И не только в тех отношениях, о которых ты думаешь».
— Все это может показаться тебе слишком отвратительным, — продолжала Берил, — но, в конце концов, трагедии происходят вокруг нас каждый день. И уж если быть честным до конца, все мы наживаемся на них так. Да, собственно, что тут такого? Просто проявление нормального человеческого любопытства. Все мы отнюдь не ангелы. — В конце тоннеля горел яркий свет. Оттуда доносился шум голосов людей, говоривших одновременно. — Вот мы и на месте. — С этими словами Берил ввела Дайну в комнату, где их появление вызвало настоящий переполох и было встречено щелканьем многочисленных фотоаппаратов. Операторы телевизионных камер также приступили к делу, в то время как озабоченно выглядевшие комментаторы тут же принялись что-то возбужденно говорить в микрофоны.
— Я хотела написать для тебя готовый текст, — шепнула Берил, — но Рубенс сказал, что ты сама знаешь, что сказать.
На самом деле, Дайна не имела ни малейшего представления, что ей следует говорить, и когда она поднялась по ступенькам на импровизированную трибуну, ее голова была совершенно пуста.
Однако, как только репортеры расселись по местам, она поняла, что все будет в порядке. Дайна заметила среди них Лорну Дитер из Кей-Эн-Экс-Ти и, взглянув на нее, увидела в ее глазах выражение, какого никогда не видела в них. Переводя взгляд с одного журналиста на другого, она замечала в них то же самое выражение, и в ее груди вдруг возникло странное ощущение. Какая-то торжествующая мелодия зазвучала в ее мозгу. Дайне стало жарко. Потом к этой мелодии добавились слова, и она почувствовала мощный электрический импульс, волной прокатившийся по ее телу. Дайна прислушалась к этим словам.