Она утомлённо легла на камень и прикрыла глаза. Устала. Они плыли целый день, чтобы уйти без потерь из города, который когда-то был им родным. Не взяли с собой ничего, кроме себя — и первые признаки голода давно сменились на тянущую боль под рёбрами.
Голодать они не привыкли.
Из-под опущенных ресниц она посмотрела на угнетённого мужа. Потом на ребёнка, который играл с пучком водорослей и радостно гулил.
— Что будем делать? — спросила она.
Он погладил ребёнка по голове и слабо улыбнулся жене.
— Не знаю. Попробуем всё сначала? Там, где нас никто не знает…
Она раздражённо дёрнула хвостом. Сначала? Чтобы закончить, как сейчас? И ещё неизвестно, как в следующий раз всё закончится. Может, они не смогут уйти безболезненно, расплатившись только состоянием и именем…
— Нет уж, — сказала она. — Мы начнём сначала, конечно… только в этот раз будем делать всё по совести.
Начало / Мир [XXI]
Для рождения новой русалки нужно совсем немного, всего пять первооснов.
Первая — птичья душа. Чтобы стремилась выше кромки воды, подгоняемая собственным любопытством. Чтобы была лёгкая, как сухое перо, и не задумывалась над глубиной жизни. Чтобы настроение было, как дуновение ветра: то мягкое и нежное, романтически-прекрасное, то резкое, точно оплеухи по мокрому телу.
Вторая — львиная гордость. Чтобы русалка точно знала, что нет прекраснее в мире вещи, чем её чешуя. Что красота её тела не сравнима с любым другим обликом, а души нет нежнее, чем у неё. Чтобы русалка с гордостью и статью осознавала, что дом у неё — весь океан, бескрайний и безжалостный.
Третья — человеческое тело. И малая капля человеческой крови дарует славную выживаемость. Ведь люди — они что тараканы, везде пролезут и всюду приспособятся. Нет никого безжалостнее и никого влюблённее человека, нет существа, что было бы столь же раздираемо противоречиями. Нет ничего интереснее судьбы рода людского.
Четвёртая — бычье здоровье и упрямство. Безжалостность и давление воды не должны были уничтожить тело русалки. Злые языки не ущемляли её гордости. А ещё любопытство, что часто приводит к опасности, не могло стать причиной смерти столь прекрасного существа.
Пятая — искра любви. Тот самый миг, когда родители соединяются в одно многорукое существо, чтобы создать своё продолжение. Искра рождается в мгновение пика, при взрыве наслаждения и эмоций.
Сложи все пять — и выйдет русалка. По-птичьему лёгкая химера с львиной гривой и бычьим сердцем, способным на большую любовь.
Подарок / Туз жемчуга
Она приплывала только в те дни, когда закат становился ярко-оранжевым.
Её волосы и чешуя словно ткались из последних лучей солнца, падающих в воду. Когда она плыла, то на её хвосте играли солнечные зайчики, утонувшие в течение дня.
Кожа у неё тоже была солнечно-красной и по оттенку больше походила на влажную глину. Два тёмных соска на поднятой груди напоминали жемчуг идеальной округлостью и аккуратностью.
Она была идеальна. И, как и все сирены, она питалась плотью погибших кораблей.
Но меня это не волновало. Я любил ловить эти рыжие закаты, сидя на пирсе; это было единственной моей отдушиной среди множества серых и унылых дней. На закате никто не приходил к морю. Рыбаки к этому времени уже давно сидели по домам, бахвалясь нежданным уловом и рассказывая страшилки про сирен своим детям. Торговцы набивали животы, мечтая о жемчуге, который на диво любила нынешняя королева. За застывшую каплю моря правительница платила в сто раз больше золота, чем та весила.
Моя сирена всегда подплывала к пирсу так близко, что я мог разглядеть каждую каплю на её рыжих губах. Она вся была как всполох пламени, почему-то мелькающий в грязной прибрежной воде.
В очередной раз увидев её рядом с пирсом, я потянул на себя удочку. Это было своего рода вежливостью: я не хотел, чтобы моя огненная сирена поранилась о кривой рыболовный крючок. В благодарность она подплывала ещё ближе, так что я мог видеть каждую чешуйку на её хвосте.