Правда, оставалась ещё скала. Уж камень-то точно не отпустит свою жертву, раз уж столько времени удерживал лодку подле себя. Наплевав и на силу течений, и на ветер, и на возможные морские бури.
— Мы всегда можем попробовать, — сказала она.
Решив, что она ничего не теряет, русалка опустила весло в воду и сделала пробный гребок. Ей дорогой друг повернулся к ней, в немом вопросе подняв брови.
К её огромному удивлению, скала растворилась в утреннем тумане.
Волшебная лодка шлёпнулась днищем о морские волны.
Рефлексия / Семёрка трезубцев
Она несла свою ношу, будто это было самым важным в её долгой и скудной жизни. Каждое из событий, — всего их было семь, — резало и терзало её сердце и разум, будто трезубец рыбака русалочье тело.
Она любила эти терзающие мысли. Могла предаваться им целыми днями, роняя невидимые в морской воде слёзы. Жалела себя, оплакивала собственную судьбу, унылое прошлое, серое настоящее и безрадостное будущее. За занавесью этих мыслей, чувств и всепоглощающей депрессии жизнь казалась лишённой красок. Или же, напротив, приобретала синие оттенки: голубую печаль, скорбь-индиго, светло-салатовую невыносимость. Редкие проблески золотых искр усердно подавлялись этой синей волной пессимизма.
Она лелеяла память о том, как ей когда-то было плохо.
Как она лишилась родителей: сначала ушёл отец, потом рыбаки поймали мать.
Как она лишилась кончика хвоста: подобно матери попала в рыбацкие сети, но смогла кое-как выбраться.
Как её, раненую, преследовали акулы и прочие морские хищники, несоизмеримо хуже.
Как она встретила тритона, что впоследствии разбил её сердце и изранил душу.
Как её обманула морская ведьма: выменяла голос за возможность восстановления хвоста. Возможность! «Сделай всё возможное, красавица», — улыбаясь, сказала ведьма. И оставила голос у себя.
Как русалка лила слёзы в океан, а её сёстры не понимали её печали. Просили быть потише, просили перестать грустить и травить воду своей скорбью. Как в один из сине-зелёных дней её сёстры сказали, что больше не могут быть с ней, потому что она «отравляет и их тоже».
В её жизни было семь событий, травящих ей душу и само существование. Каждое береглось ею, как самое дорогое сокровище.
Казнь / Восьмёрка трезубцев
Суд змеехвостых признавался самым справедливым во всех морях и водах Океана. Оспорить его могло только само Правосудие; за несколько тысячелетий не было ни одного случая, чтобы это происходило. Правосудие было на их стороне и также считало их суждения достойными.
Русалок убивали очень редко: их всегда было мало, чтобы дополнительно сокращать поголовье. Обычно преступниц наказывали, и порой довольно жестоко. Но всегда — в соответствии с проступком.
Одним из наиболее жестоких наказаний считался Прилив. Ему подвергались те, кто покушался на устои мироздания: ведьмы-отступницы, вообразившие о себе слишком многое колдуньи, сошедшие с ума от силы шаманы. Прилив забирал из их тел магию до капли, и могучие когда-то существа становились обычными русалками и тритонами, с чистым разумом и воспоминаниями о сильной боли.
Приговорённую русалку обязательно связывали заколдованными нитями: те не давали магичить и двигаться свыше необходимого. Глаза завязывали белой тканью, непрозрачной и до того мягкой, что она даже не ощущалась на лице. Оборачивали руки в ту же ткань, но уже заговорённую, чтобы не дать заключённой умереть.
Русалку сажали в крошечный береговой залив, выточенный морской водой в скале. Выход блокировали, втыкая в дно магические трезубцы — те не давали бунтующей магии прорваться.
После оставалось только ждать.
Вода приходила и уходила, омывала тело приговорённой русалки или же оставляла его, отдавая сухому воздуху. Магия внутри морского создания бушевала: пыталась спасти и себя, и своего носителя. Обычно всё заканчивалось в тот момент, когда магия полностью растворялась в теле — на это уходило от трёх до пяти приливов-отливов.
Но иногда русалки и умирали.