Безысходность / Девятка трезубцев
Её жизнь, определённо, была кончена. Судьба нависала над её согнутой спиной, подобно острым и опасным трезубцам — и выхода из сложившейся ситуации русалка не видела. Никакого. Только если ложиться и умирать прямо там, где она была, на дне морском.
У неё не оставалось ни дома, ни родных, ни имени — всё забрала морская ведьма. Обманом выманила последнее, обобрала до голой чешуи, только волосы и не остригла. Да только кому они нужны, тусклые и лишённые магии моря?
Сама, конечно, дура — поверила морской ведьме. Результат закономерен.
Да что уж теперь… осталось только слёзы лить. И хвататься за голову с тусклыми, безжизненными волосами. Пряди уже не вились в морской воде, подобно причудливым водорослям; они висели, будто на суше, тянулись паклей ко дну.
Когда слёз не осталось, русалка подняла голову. Обвела сине-зелёное дно пустыми глазами, потом посмотрела наверх. Поверхность неба вдалеке колыхалась от слабых волн.
Всплыть бы, да подставить бока под трезубцы моряков. Самоубийство — не самая плохая участь, если так задуматься.
Да вот только у неё даже этого не получится. Она теперь могла лишь стелиться и ползти по дну, как змея. Ведьма забрала даже саму возможность плавать.
Судьба колдовства / Десятка трезубцев
Каждая морская ведьма знала, что путь колдовства — путь опасный и, скорее всего, закончишь ты его не по своей воле.
Такова была жизнь. Их боялись и презирали, им воинственно шипели вслед и сладко улыбались, когда была нужна их магия. Они могли доверять только себе подобным, да и то не всегда: предательство, чтобы спасти свою шкуру, считалось среди них нормальным и довольно частым явлением.
Так что не было ничего удивительного в том, что морских колдуний всегда оставалось крайне мало. Как уж тут размножишься, когда даже тебе подобные норовят или обмануть, или подставить тебя вместо себя. А уж простым русалкам и вовсе плевать, кого закалывать своими волшебными трезубцами — молодуху-колдовку или древнюю морскую ведьму, разменявшую десятое тысячелетие.
Перед острыми камнями и зубьями трезубцев все они были равны и одинаковы.
Неудача / Паж трезубцев
— А что вы тут делаете?
Мы встрепенулись и уставились на подплывшую русалку. Из змеехвостых, это видно сразу. И не последняя при дворе: в руках трезубец, хоть и не магический. Келпи, правда, рядом не плавал, так что скорее всего паж или прислужница, а не рыцарь.
От этого отлегло на сердце. Попадись мы рыцарям… не знаю, что было бы, но ничего хорошего. Мы, вообще-то, хотели немного нарушить закон. Совсем чуть-чуть! Не сильно.
— Да так, — пробормотал мой подельник. — Ничего, видами любуемся.
Я активно закивал, с облегчением наблюдая, как морщинка между бровок пажа распрямляется. Да, да, ничего такого мы тут не делаем. Не крадём, не убиваем, не насилуем, — упаси Океан! — не портим ничьего имущества. Просто хотели посмотреть кое-куда, куда не совсем можно.
— Ясно, — сказала русалка, перехватывая свой трезубец. — А чем любуетесь?
Будь мы на суше, у меня с подельником запотели бы спины от этого невинного, доброго тона и высокого голоска. Под водой этого видно не было, но пот выделялся — и вода на кончике языка становилась кисловатой, как моё разочарование.
— Да так, — не менее кисло отозвался мой подельник, — рыбками, водорослями…
— Тут какие-то необычные? — «удивилась» паж.
Мы с подельником переглянулись; я передёрнул плечами, он вяло шевельнул хвостом.
— Обычные, — сказал я. — Обычные.
Паж улыбнулась так сладенько, что у меня свело скулы.
— Ну, раз обычные, — сказала она, — то плывите в другое место… любоваться.
Лекарство от проклятья / Рыцарь трезубцев
Им обязательно нужно было догнать рассвет.
Дельфин, будь он обычной лошадью, давно изошёлся бы кровавой пеной. Но вода сглаживала напряжение, поддерживала упругое тело и придавала сил даже в моменты, когда плавник отнимался от усталости.
Наездница же, напротив, совсем не утомилась. Её по-змеиному длинный чешуйчатый хвост то и дело соскальзывал с жёстких боков дельфина, но русалка не боялась упасть в морскую воду — девичье тело держала магия. Хватало лёгкого прикосновения к лобастой голове, чтобы оставаться на животном.