Это был идеальный выход: браки между братьями и сёстрами ещё сам Император запретил.
Кураж / Тройка раковин
— Выпьем ещё по одной! До дна!
Они рассмеялись и закрутились, активно работая хвостами. В таком маленьком хороводе, — их было всего трое не самых крупных русалок, — перед глазами всё расплывалось, мир становился нечётким и очень красочным. Хорошо различимыми оставались только черты русалок напротив: длинные волосы, широкие улыбки, блеск жемчужин-глаз.
Рыбки вокруг плавали так смело, будто не видели в них угрозу. Ну, они были правы: русалки, напившись игристого морского вина из раковин, в крошечных собратьях еду не видели. Обычно-то, конечно, они были бы не прочь закусить парой-другой рыбёшек… но не в этот раз.
Хмельное веселье ударяло по сознанию и делало голову лёгкой, как воздушные пузырьки. Хотелось смеяться, веселиться, бессмысленно крутить хвостами и снова смеяться. Не оставалось ни одной плохой мысли, только игристая, как вино, храбрость.
— Ой, девочки, что-то мне нехорошо…
— Значит, надо ещё выпить!
Одна из русалок прицелилась пальцем с длинным ногтём и пробормотала нечто неразборчивое. С кончика фаланги выстрелило вино — тяжёлое, тёмно-синее, льющееся в морской воде, будто на воздухе. Наполнив раковины подруг, русалка принялась за свою; когда вино стало переливаться через край — устремила палец себе в рот и начала пить вино так. Подруги засмеялись и полезли вперёд в пародии на поцелуй: поделись, не будь жадиной!
Вино из раковин расплескивалось, пачкало руки и пальцы. Русалки смеялись и кружились в хороводе, празднуя. Было весело, игристо, игриво.
Ещё бы вспомнить, что они праздновали.
Любимица / Четвёрка раковин
В гареме одной знатной и богатой русалки было немало хорошеньких симпатичных сирен. На любой вкус: полненькие и худые, как палочки; с длинными или с короткими волосами; с глазами голубыми как океан, зелёными как придонный ил или даже с ярко-красными, как волны на закате. Каждая украшала себя как могла: куталась в яркие, развевающиеся в воде ткани; закалывала волосы раковинами, камушками, золотом и даже живыми рыбёшками и морскими звёздами; натирала чешую до блеска или же, напротив, глушила это сверкание при помощи мутного воска.
Но была в этом гареме одна…
Её не любили. Совсем. Хоть каплю благосклонности она могла получить только от своей хозяйки, но ни в коем случае от таких же наложниц или прислуги.
Нельзя было сказать, что эта русалка была действительно особенной, нет. Золотые волосы и зелёно-жёлтая чешуя обычна для представителей её вида. Красивой ровной кожей тоже никого не удивишь, как и аккуратными ногтями, высокой приподнятой грудью или тонкой талией. Голос — обычный, сиренский: тонкий, звонкий, мелодичный и приятный, его хотелось слушать, но таких голосов — целый гарем, а за гаремом — целый город. Всё же, своими песнями сирены добывали себе пропитание.
Но почему-то эту русалку хозяйка выделяла. И всегда дарила ей самые красивые раковины — символ собственной благосклонности.
Клевета и последствия / Пятёрка раковин
Она с ненавистью смотрела на возвышающиеся вдалеке пики подводного города. Душа у неё горела от сдерживаемой злобы и ярости, а руки едва заметно тряслись от бурлящих внутри чувств.
Она их всех ненавидела. Ненавидела! Твари! Выкидыши бездны! Никчёмные, пустые рыбоголовые!
Её выгнали из города за «зловредное колдовство». И не просто выгнали, а ещё и остригли, как овцу: успели снять с головы добрую половину волшебных волос, прежде чем она пришла в себя и начала вырываться. Теперь затылок и левая часть были почти голыми.
А волшебные волосы так долго растут…
Она действительно кое-что понимала в колдовстве. Но так, больше по верхам: как снизить урожайность водорослей, как нагнать к дому противных рыбёшек, как заговорить даже самые страшные раны и отсрочить смерть, как приманить в дом достаток и добрых духов… В этот раз она была ни при чём. Не делала, не колдовала, не думала даже в эту сторону. А её вышвырнули…