- Вот и со мной то же самое приключилось, - со вздохом сказал Невзлобин. - Дым рассеялся, я смотрю по сторонам, а вокруг уже какой-то незнакомый кабинет, а я в кресле генерального директора "Экстра-КТ" сижу, и повсюду какие-то люди с папками так и шныряют.
- Вот видите, Валерий Михайлович...
- Да...
В комнате установилась тяжелая тишина. По отсутствующим глазам в прорезях масок можно было заключить, что каждый из присутствующих на этом странном заседании актива думает о чем-то своем.
- Но как такое могло с нами случиться? - повторил Невзлобин, словно бы приходя в себя. - Кто мог сотворить с нами такое?
- Идеологическая диверсия, - ответил Подкрышен. - Ясное дело, тут и думать нечего.
- Американцы? - быстро спросил Невзлобин, поправляя и ощупывая свою маску.
- Да нет, - ответил Эмилий. - Слишком просты они для такого сложного финта.
- Но кто тогда?
Эмилий заложил руки за спину и начал расхаживать по комнате туда-сюда.
- Я думаю - англичане, - сказал он, остановившись в центре комнаты и посмотрев вверх. - Больше просто некому. Очень знакомый почерк. Ведь это их железная леди сказала, когда первый раз Горбачева увидела: "а вот теперь мы будем иметь с ними дело"? Ну и начали иметь почти сразу же, и до сих пор имеют. Смотрят, сейчас на нас, наверное, через свои спутники и хохочут как ненормальные. Сноуден же рассказал, как у них все в этом плане ловко обустроено. Еще и пишут все это безобразие сразу на несколько накопителей, наверное. Для архива МИ-6.
Невзлобин с опаской посмотрел на потолок и подвинулся глубже под балдахин.
- Но зачем они с нами такое сотворили? - глухо спросил он оттуда.
- Это давний спор двух мировых империй, Британской и Российской, - рассуждал Подкрышен, прохаживаясь по комнате. - Когда у Британской шкурка лопнула, Российская чудом на самом краю удержалась. Ну, здесь уж понятно - черная зависть, затем подозрения, потом ненависть и все такое. А американцы это у них так - материальное обеспечение и подтанцовка на мировом подиуме.
- Но я даже и представить не могу - как им удалось.
- Да это-то как раз объяснить можно. Сначала они нашу национальную идею своими интригами и насмешками уничтожили, убрали скелет, так сказать, а дальше все просто - обмякшее тело немного пошаталось, да само в снега и завалилось.
- Но ведь такое вынимание скелетов должно быть делом муторным и весьма сложным? - спросил Невзлобин, выглядывая из-под балдахина. - Во всяком случае - непростым?
- Да вовсе нет, - махнул рукой Подкрышен.- Это только так кажется. Вот представьте - приглашают какого-нибудь красного дипломата на званый лондонский прием или там - на бал, не знаю. И вот берет его там под руку железная леди и, громыхая своим железом, ведет танцевать. Ну, начинают они танцевать, то да се, а потом она и говорит:
- Ах, Анатоль, неужели вы до сих пор боретесь за освобождение всех этих голодранцев от нашей эксплуатации?
- Увы, миледи, - отвечает красный дипломат.- А что нам еще остается? Ведь такова наша генеральная линия, так сказать.
- Ой, не смешите меня, Анатоль! - восклицает железная леди. - Да давайте прямо сейчас спросим у моего лакея - хочет ли он такого освобождения. Эй, Джозеф, подите-ка сюда. Скажите-ка нам, хотите ли вы освобождения от моей эксплуатации? Только коротко - "йес" или "ноу".
- Ноу, - не задумываясь отвечает лакей, эдакий здоровенный детина с густыми рыжими бакенбардами.
- Вот видите, Анатоль, - говорит железная леди. - Джозеф не хочет.
- Но, возможно, другие голодранцы хотят, - дипломатично замечает красный Анатоль.
- Да разве только это будут уж совсем какие-нибудь босяки?
- Да, миледи, босоногие мальчики Капокабаны...
- Ах, Анатоль, неужели вы всерьез полагаете, что ваши босяки наследуют нашу Землю?
- Вот так скелеты и вынимаются, - заключил Подкрышен. - Неспеша, осторожно, но весьма эффективно.
- Ну, допустим, - задумчиво сказал Невзлобин. - Так это ведь у дипломатов. А как быть с широкими массами?
- Да здесь и вовсе просто. Им сначала показали издалека теплые европейские трусы, а затем намотали их на палку и начали размахивать над железным занавесом, как флагом. Вот широкие массы уже и готовы. И никаких скелетов у них больше нету.
Сказав это, Подкрышен вдруг умолк и задумался. Ему показалось, что только что он высказал очень глубокую мысль, и что у этой мысли должно быть какое-то очень важное продолжение. Важное в плане формирования национальной идеи нового типа. Ему вдруг подумалось, что где-то здесь должен был скрываться идейный государственный скелет нового, современного образца.
- В общем, в плане широких масс, все еще нужно как следует обдумать, - сказал он и внимательно посмотрел на Невзлобина. - Может статься, что у них этого самого идейного скелета и не было никогда, а если и был, то только в районе малого таза. А без большой, вместительной черепушки какой может быть скелет? Так, одно название это будет, а не полноценный скелет.
- А ведь верно, - потрясенно прошептал Невзлобин. - Не зря я тебя, выходит, инструктором-то к себе взял, Эмик. Слушай, а может, ты и над новой идеей уже подумываешь? Только честно? Ведь подумываешь?
- Ну, думаю, конечно, а как иначе? - признался Эмилий. - Ведь так жить просто невыносимо иногда бывает.
Он похлопал себя по ягодицам и указал пальцем на свою маску с оторванным ухом.
- Но здесь ведь железные тоже подсуетились и все обустроили. Пойдешь налево - там двуглавый орел лапы на стороны растопыривает, пойдешь направо - в щит и меч упрешься. Остается только вперед, по самой короткой дорожке бежать, а что там - впереди, не хочется даже и думать.
- Правильно! - твердо сказал Невзлобин. - Загнали в этот лабиринт и гонят теперь, как антилоп на сафари.
- Но надежда все же есть, - сказал Подкрышен, приосаниваясь и щелкая резинкой трусов.
- Какая? - оживился Невзлобин.
- Хороший мировой финансовый кризис. Как только он наступит, так нас сразу же гнать по лабиринту и перестанут. Не до того им просто будет. Придет кризис, придет и общее оздоровление, а там уж и до идейного подъема рукой подать.
- Слушай, а ведь верно! - воскликнул Невзлобин. - А я ведь это тоже уже просчитал.
"Ну, ты посмотри, какой мыслитель, - подумал Эмилий. - А с виду и не скажешь"
- Мы сейчас над новой линейкой водок работаем, - торопливо продолжал Невзлобин. - Послекризисной линейкой. Да вот только толковых людей у меня в рекламном департаменте совсем нет, одни остолопы. И ведь я их учиться в Лондон отправлял, большие деньги на учебу потратил, а толку-то? Хотя теперь я понимаю, что не туда отправлял. Вот они придумали общее название для линейки послекризисных водок - "Залейка", а дальше, с новыми брэндами, пошли у них какие-то косяки - "Последний Сенатор", "Рок", "Крайняя Стадия", "Пустая Корзинка". Ну, разве с такими названиями до сердец послекризисных потребителей достучишься?
- На экспорт сойдет, - сказал Эмилий, немного подумав. - А вот для нашего переборчивого потребителя не годится. Я бы поменял название линейки на "Вздрогнем", а для водок предложил бы такие - "Опа-на!", "Перекредитуйся!", "Бывший Средний", "Охохо", а рекламный слоган такой: "Под Чебаркулем было суше".
- А раскрутка?
- Да узнать адреса разных знаменитостей - Брэда Пита там, Бийонсы там, леди Гаги, Клуни, да и отправить им по ящику, а по телевизору сказать - мол, видите, умные западные ребята уже готовятся, запасаются, а вы здесь у нас клювами щелкаете.
- Ну, шероховато, конечно, - задумчиво сказал Невзлобин. - Да ведь быстро, с лету, можно сказать. На "Охохо" наклейки так прямо уже сейчас можно печатать. Слушай, Эмик, а иди-ка ко мне в рекламный департамент, а? Такие люди мне сейчас позарез нужны.
- Да у меня и свой бизнес с хорошими видами на кризис имеется, - сказал Эмилий с гордостью. - Все уже налажено и бросить я его не могу. Рабочие места сохранить нужно, опять же.