- Вот это да, - сказал Митя, выбираясь из своего убежища. - Не меньше роты. И как быстро - даже песенка еще не кончилась.
Действительно, из тумана, который как-то быстро накрыл гиблое лесное болото, все еще доносились звуки дивной песни.
- Эй! - робко крикнул Митя в туман. - Ты кто? Ты здесь живешь?
В ответ послышался веселый звонкий смех, и Митя вдруг испугался. Он бросился в лес и через два часа был уже в расположении партизанского отряда.
- Дядя Гриша!- кричал Митя. - А что со мной сейчас было!
- Карту принес? - спросил дядя Гриша.
- Да, а на словах велели передать, что состав пойдет в шестнадцать сорок пять.
- Хорошо.
- Дядя Гриша, а что со мной сейчас было! Вы не поверите!
- Потом, Митька, потом, - говорил дядя Гриша. - Потом все расскажешь.
Дядя Гриша не знал, что никакого "потом" у него уже не будет. Взорвав эшелон с немецкими военными машинками, его группа возвращалась назад и напоролась на уцелевший под Сталинградом батальон немецких пехотных штурмовиков СС. Они не знали, что для спасения им нужно просто отойти к берегу чудесного болота, приняли неравный бой прямо на месте столкновения и все погибли геройской смертью. Даже сейчас, через столько лет непростой своей жизни, дед Митроха винил себя за то, что не успел тогда поделиться с дядей Гришей своей чудесной тайной.
Сначала Митя хотел рассказать свою историю еще кому-нибудь, но его никто не слушал - у бойцов отряда просто не было на это времени, эшелоны с машинками все шли и шли на Восток, и их нужно было непрерывно взрывать.
После войны Митя пошел доучиваться в школу, а после пошел работать на кирпичный завод, а потом поехал поднимать целину, а еще позже - завербовался в Тюмень, женился, много ездил по стране и, в конце концов, осел в Боброве и устроился на ЗТЛ. Но про свое лесное чудо он никогда не забывал и даже, приняв немного на грудь, пытался иногда о нем рассказывать окружающим людям, за что его со временем и стали называть "Митрохой". Дед к этому относился философски. Жизнь научила его постоянно приглядываться к людям, и он давно уже понял, что не все люди одинаковы. Правда, это понимание, возможно из-за всего, пережитого им в раннем детстве, приобрело несколько необычную форму.
Можно было сказать, что Митроха постиг теорию Мари о существовании покинутых сознанием сменных тел своим собственным разумением. И не только постиг, но даже несколько ее расширил. Так, тела, сознание которых было на месте, он называл просто - "людьми". Покинутые сознанием тела Митроха делил на два типа. Первый, самый многочисленный тип молчаливых покинутых тел он называл про себя "шалопутами", а покинутые тела, которые постоянно болтали черт знает о чем он называл "позвиздами". Говорливых позвиздов было гораздо меньше, но все они были весьма ловкими, хитрыми и расторопными, и поэтому быстро занимали лидирующие позиции в мире молчаливых шалопут, но радости для них в этом было мало, так как обычными молчаливыми шалопутами управлять было нелегко, а скорее всего, так и вовсе невозможно. Одним словом, ситуация вокруг складывалась довольно непредсказуемая, и дед отлично это понимал даже без всяких сложных космических классификаций.
Со временем Митроха начал замечать, что людей вокруг становится все меньше и меньше, а количество шалопут и позвиздов стремительно увеличивается. Причем, чем больше вокруг становилось шалопут и позвиздов, тем хуже делалась жизнь. Поэтому Митроха и начал строить свой курятник еще тогда, когда Горбачев, Кашпировский и Чумак, только-только начинали водить руками перед лицами этих самых шалопут прямо из советских еще телевизоров.
Шалопуты следили за движениями рук Горбачева, Кашпировского и Чумака заворожено, иногда даже опуская вниз нижние челюсти и пуская густую слюну прямо на свою грудь, а Митроха не терял времени и быстро достраивал свой курятник. Поэтому, когда наступил предсказанный Красным Гендульфом разворот, он уже был к нему полностью готов. Когда железный занавес вместе со стальной крышей обрушились, его куриная ферма вышла на проектную мощность по производству яиц и мяса. Глядя на выступающих по телевизору позвиздов нового времени, Митроха только качал головой и спокойно жарил очередную яичницу на сале.
Когда жена Митрохи умерла от старости, у него вдруг как-то сразу появилась уйма свободного времени, и дед решил предпринять собственное расследование природы своего чудесного происшествия. Он начал ходить на книжный рынок и покупать там разные книжки на чудесные темы, а затем, водрузив на нос круглые очки с перевязанной изолентой дужкой, очень внимательно их прочитывал. Книги, написанные позвиздами, он распознавал мгновенно и тут же относил их в нужник, где складывал на специальную полочку, отчего это помещение вскоре начало напоминать библиотеку небольшого и не очень богатого колхоза. А вот что-либо стоящее, написанное людьми, ему попадалось крайне редко.
Однажды деду попалась, отпечатанная на ротапринте книга без титульного листа и нескольких начальных страниц. В ней подробно рассказывалось о самых разных мудрых существах, живущих, якобы, в кактусах, грибах и различных пустынных сорняках Южной Америки. Эти существа были настолько необычными, что они могли научить людей удивительным полетам. А высоту и направление этих полетов можно было, якобы, менять при помощи головы, пользуясь ею, как рулем высоты и направления.
- Надо же, - сказал Митроха, прочитав книгу. - Живут же люди. Не то, что у нас здесь...
Он так и не смог понять - кем была написана эта книга, человеком, позвиздом или шалопутой, но в нужник ее относить не стал. Прочитав ее еще раз, он вдруг понял, что книга написана, скорее всего, теми самими мудрыми существами, обитающими в пустынных кактусах, грибах и сорняках. Вероятно, они просто каким-то образом могли использовать головы людей, позвиздов и шалопут, в своих интересах. Здесь было над чем подумать и Митроха оставил странную книжку в хате - до окончательного разбора описанных в ней полетов.
Второй книгой, которая привлекла внимание Митрохи, был "Властелин Колец". Прочитав ее, дед задумчиво взвесил тяжелый фолиант на ладони и чуть не отнес его в нужник, но тут ему пришло на ум, что это могут быть все те же загадочные существа из растений. Не мог же обычный позвизд выгребать такие объемы информации прямо из своей головы? А что если его головой тоже кто-то попользовался? Не грибы, конечно, а кто-то еще, кто-то третий? И еще внимание деда привлекла одна сцена из книги - та, где хоббитская разведгруппа пробирается через гнилое болото, а на них из-под воды глядят живые утопленники.
Деду даже показалось, что такое мог написать только человек, кое-что повидавший собственными глазами, поэтому, когда в Бобровских кинотеатрах начали крутить снятый по этой книге фильм, он пошел на вечерний сеанс. В зале тогда собрались исключительно молодые бобровские шалопуты. Они громко хохотали, пили пиво и лапали молодых бобровских шалопуток. Митрохе как-то сразу стало неловко здесь находится, и он сделал вид, что пришел на сеанс с внучкой, с вон той - рыженькой, да.
Уже в процессе просмотра дед понял, что ничего общего с настоящими чудесами ни фильм, ни книга не имеют. И еще он понял, кого нужно подразумевать под хоббитами и эльфами, а кого - под орками и гоблинами. Он-то знал, что орки на самом деле не такие страшные, а эльфы и гномы не настолько красивые и благородные, как их здесь показывают, но молодые шалопуты, конечно, об этом знать не могли.
Единственная правда этой долгой истории состояла в том, что оркам и гоблинам не повезло с дизайном доспехов. А вот сцена с проходом через болото ему понравилась и еще его заинтересовал образ Горлума. "Неужели, это они Горбачева вот так, - думал Митроха. - А ведь и вправду похож, только больше на еще молодого. Особенно - со спины и глаза. Да он ведь и сам виноват, а ведь был когда-то отличным пионером, наверное". Досмотрев фильм только до середины, Митроха отправился в туалет кинотеатра, справил там малую нужду и нацарапал на стене свои впечатления от просмотра (свободного места на стенах почти не было, и он обошелся совсем короткой, но емкой фразой), а затем сразу покинул киносеанс. Книгу о кольцах на следующий день Митроха отправил в свою домашнюю библиотеку на чистом воздухе.