В общем, вспоминаем недавно освежённые в памяти навыки и ползём, ползём, ползём.
А куда?
А не важно, главное — отсюда!
Обращаться я даже не пытался. Отнюдь не оттого, что в собачьем облике удобнее. Терзали меня смутные сомнения, что мне это, собственно говоря, удастся. Не исключено, что доживать свой век придётся бродячим псом. И да, на четырёх подгибающихся ногах идти было несколько надёжнее, чем на подгибающихся двух.
И вообще, найдём местечко подальше и поспокойнее, там и подумаем.
Что я вообще знаю о ситуации, в которую попал? За исключением того, что это возможные глюки? Крайне мало. Я вообще не обязан досконально помнить все книжки, которые я читал в своей жизни. Даже если бы и знал, всё равно бы не стал. Книжный мир и жизнь отличаются сильно. И это я молчу про художественную составляющую и авторские предпочтения. Поэтому в памяти отложилось крайне мало. Яркие или спорные моменты.
Что мы имеем? Мы имеем мальчика сироту, во всех бочках затычка, который лезет во все сомнительные авантюры по поводу и без и, кроме того, тащит в пропасть за собой кучу непричастного народа. Его родители погибли, и за ним без причины охотится местный маньяк-психопат, по совместительству сильнейший волшебник тёмной стороны. А, нет. Не без причины. Там, по закону жанра, пророчество было. Тёмный властелин желал задержаться в этом бренном мире и наделал филактерий, хотя тут они вроде по-другому назывались. И одной из них наш неугомонный мальчик и был, остальные за значимыми реликвиями числились. Только спрятал он их плохо. Далее ребёнок идёт в школу, что характерно, тёмный властелин тоже, и каждый год они устраивают эпичную битву, отмечая окончание учебного года. Итак, там были: единороги, кентавры, гигантские пауки, василиск, с дементорами я уже познакомился, межшкольные соревнования со смертельным исходом и бег по пересечённой местности. Как апогей безумия, битва за школу между детьми и взрослыми волшебниками. Мда. Окружающий мир, что волшебников, что не волшебников, прописан был слабо. Но это не удивительно, книжка задумывалась как детская.
Единственное, что прямо сейчас касается меня непосредственно, это то, что побег Сириуса Блэка сопровождался террором дементоров детской школы. С попустительства администрации этой самой школы и органов власти магического мира. Ну, теперь я точно знаю, куда я не сунусь. Если только я не сломал историю своим появлением. Но на даты я внимания при прочтении не обращал. А память, доставшаяся по наследству, настоль дырявая, что даже опираться на неё не имеет смысла. Мда…
Жизнь помойного пса ничуть не романтична. Грустна, печальна и опасна. Стоит избегать людей, других собак, не оставлять следы, чтобы по твою душу не пустили специальные службы по отлову бездомных животных. Разорение мусорок тоже не прибавляет энтузиазма и здоровья. Однако я с упорством пробирался вперёд, внимательно рассматривая указатели, постепенно сокращая расстояние до Лондона. Почему до Лондона? Так в решете, что звалось памятью Сириуса Блэка, адрес площадь Гриммо 12 ассоциировался с домом. А бродячая жизнь мне не по нраву.
По городу тайно продвигаться оказалось сложнее, но спустя неделю метаний и поисков я смотрел на вожделенное крыльцо мрачного и тёмного дома. Пара шагов, и я с удивлением осознаю, что собачьи лапы совершенно не предназначены для открывания дверей и использования вычурного дверного молотка. Нет, я так не согласен! Мгновенная судорога, и я стою на подгибающих ногах, цепляясь грязными пальцами за отполированную ручку двери. Медленно, медленно дверь поддаётся, и я мешком сваливаюсь в тёмный проём, стук за спиной возвестил о том, что все пути назад отрезаны.
— Кто посмел нарушить покой Благородного дома Блэк! — раздался дикий визг, противным скрипом вкручиваясь в виски. — Кричер! Кричер! Где тебя носит?!
— Кричер здесь, благородная леди, Кричер разберётся с нарушителем, — раздалось хриплым скрежетом прямо над ухом.
— Ты ослеп на старости лет, нудный брюзга? Хозяина не узнаёшь? — Мой скрип, по недоразумению называющийся голосом, органично вписался в издаваемые звуки обитателей темноты.
Сухой щелчок, и на стенах загораются свечи, рыхлым, слабым светом разгоняя застоялый полумрак. В рассеянных полусумерках с трудом угадывались горы разнообразного хлама вроде уродливой вешалки и непонятной лапы неведомого существа. Прямо перед моим носом маячило безобразное лицо карлика, лучащееся ненавистью и презрением, в огромных слегка светящихся глазах отражались тусклые огоньки свечей и моя заросшая морда. На стене висел огромный портрет женщины в полный рост в тёмном глухом платье, надменно взирающей на меня.