Глава 5
По новому революционному летоисчислению шёл второй год Французской республики.
А по новому календарю начался месяц брюмер, который называли также «месяцем туманов». (Де) Тьерсен так и не привык к этим странным новым званиям.
Для него был просто конец октября, и унылая осенняя погода, пожелтевшая листва и порывы пронзительного ветра также не добавляли бывшему маркизу хорошего настроения. Пока было ещё довольно тепло, но Тьерсен не без ужаса думал о том, как зимой придется обитать в неотапливаемой мансарде. Ведь холода неумолимо приближались…
«Надо бы раздобыть побольше теплой одежды», - размышлял Жан-Анри, возвращаясь домой после очередного рабочего дня. Он работал у Филибера Журдена уже почти месяц, а вчера как раз получил долгожданные двести ливров. Уже стемнело, и улицы города тускло освещали масляные фонари – реверберы. Мимо проезжали одинокие экипажи, спешили домой случайные прохожие. Сегодня он припозднился. После работы гражданин Журден, пригласил его посетить очередное революционное собрание, которое проходило в левом крыле церкви. Тьерсен и хотел бы отказаться, но… не мог. Маску «патриота» и человека, «интересующегося славными революционными событиями», надо было держать до конца. И, конечно же, он радостно кивнул, сказав, что давно желает там присутствовать.
— Вот и славно! – одобрительно усмехнулся Филибер Журден и с силой хлопнул его по плечу.
Левое крыло бывшей церкви произвело на Тьерсена удручающее впечатление. Статуи святых были вытащены наружу. Как он уже знал, некоторые из них, частично разбитые, валялись на заднем дворе. Остальные, как сказал ему гражданин Журден, были полностью уничтожены и выброшены на свалку. Прямо перед алтарем располагалась грубо сколоченная деревянная трибуна, покрытая трехцветным флагом Французской республики. С нее и выступали самые активные ораторы. За один вечер таких выступлений, бывало, несколько. А публика представляла собой самый смешанный люд. В основном санкюлоты – рабочие, хотя, приходили иногда и более обеспеченные, и образованные люди, судя по их манерам и внешности. Но были они все же меньшинстве. Охотно посещали собрание и женщины, иногда и с маленькими детьми, которых, вероятно, было не с кем оставить. Выступать с трибуны женщинам не дозволялось, это была привилегия мужчин. Но слушать и участвовать в обсуждениях с места, они имели право. Чем и пользовались на полную катушку. Одетые в залатанные кофты и серые шерстяные юбки, в грубых деревянных башмаках, с красными патриотическими колпаками на головах, возбужденными блестящими глазами и ртами, воодушевленно орущими вслед за оратором убийственные революционные призывы… эти женщины вызывали у бывшего маркиза страх. Никогда ещё он не видел столь презираемый им прежде народ, всю эту «чернь», так близко, когда в тот вечер находился среди них в помещении бывшей церкви.