- Да, не так давно переехал сюда, - ответил он. – Хороший район.
- Что ж, заходите, - ответила молодая женщина, заставляя губы растянуться в подобие радостной улыбки, - обязательно заходите ещё.
- Непременно, - ответил он, - спасибо.
И, сделав прощальный кивок головой, толкнул дверь, выходя на улицу. Звякнул привязанный к двери колокольчик.
До закрытия лавки оставалось ещё полчаса, но Мадлен почти физически ощущала приступ тошноты… Закрыв лавку, она тяжело опустилась на табурет положила на прилавок руки, легла на них лицом и заплакала.
- Мамочка, что с тобой? – взволнованная дочка подошла и стала гладить ее по спине, - что случилось?
Тело Мадлен сотрясалась от рыданий. Вся боль, накопившаяся в ней все эти годы, казалось, выходила сейчас, делая тело лёгким и пустым. Боль постепенно уходила, а на смену ей пришло новое чувство, острое и мучительное, как жажда.
- Ничего, ничего, Луиза… - немного успокоившись, молодая женщина провела ладонью по волнистым волосам дочки. Вытерла ладонью мокрое от слез лицо, бросила взгляд на прилавок, где еще десять минут назад стоял человек, которого она ненавидела… Взгляд наткнулся на лежавшую на краю республиканскую газету, принесенную ещё днем Пьером. Потянувшись к ней и взяв в руки листок, молодая женщина стала читать.
«Сегодня, 17-го сентября 1793-го года Национальным Конвентом Французской республики принят «Закон о подозрительных», согласно которому все лица, проживающие на территории Франции, которые не могут подтвердить свою гражданскую благонадежность, в том числе бывшие аристократы, подлежат немедленному аресту»
Мадлен читала, и на губах ее появилась довольная улыбка. О да, теперь она знала, что ей делать.
Глава 2
Бывший маркиз быстрым шагом шёл мимо церкви Сен-Мерри. Службы в ней давно не проводились, уже более года церковь была закрыта для прихожан и приспособлена под административные и хозяйственные нужды молодой республики. В правой части церкви сделали склад, а в левом крыле пару раз в неделю проходили активные революционные собрания. Что-то вроде небольшого политического клуба, которых с начала революции расплодилось в городе, как грибов после дождя. На крыше бодро развевался трехцветный республиканский флаг, а на серой каменной стене, немного кривовато висел огромный плакат с неизменным за последний год слоганом:
«Свобода, равенство, братство или смерть!»
Оттянув нашейный платок, словно тот душил его, Тьерсен пробежал взглядом, по этим словам, размашисто намалеванным красной краской. Затем подошел к церкви поближе. Внимание его привлек листок, прилепленный на дверь и сообщающий, что кладовщику требуется помощник. «Грамотный толковый патриот, умеющий читать и писать». Тьерсен рассеянно провёл рукой по лбу и подумал, что, вероятно, надо уже на что-то решиться и попробовать устроится хоть на какую-то работу. Тянуть с этим больше было нельзя. К сегодняшнему дню в его кармане звенела пара жалких грошей, и чем платить за комнату, которую он снимал последние месяцы на улице Ренар, он не представлял совершенно. Его квартирная хозяйка – вдова Софи Бежо – сорокавосьмилетняя женщина, расплывшаяся в талии, с желтоватой увядшей кожей и дряблой грудью, вываливающейся из корсета, обрамленного атласными кремовыми розочками, отнеслась с определенным пониманием к его нищенскому положению.
- Что ж, красавчик… - протянула она хрипловатым голосом, когда бывший маркиз в очередной раз попросил недельной отсрочки с оплатой, - я всё могу понять… так же, как и то, что работаешь ты непонятно где. А если, как ты говоришь, ты работаешь, отчего у тебя никогда нет денег?
- Простите, мадам… я работаю, но средств не хватает, - пробормотал в тот день Тьерсен, глядя в иронично сузившиеся глаза своей квартирной хозяйки. – Прошу вас, дайте мне ещё десять дней. Я все оплачу за прошлый месяц, и внесу задаток.
- Старо предание, да верится с трудом, - усмехнулась мадам Бежо и, подойдя к Тьерсену, небрежно повертела в пальцах пуговицу на его камзоле. Она наклонилась совсем близко, и он явственно ощутил запах перегара. Мадам была любительница крепко выпить, особенно по выходным.
- Красивая пуговка, изящная, - вновь усмехнулась она, разглядывая изображенный в середине пуговицы дубовый листок. – А камзольчик-то у тебя недешевый, хотя и поношенный уже.
Тьерсен с испугом смотрел на свою квартирную хозяйку, ожидая уже последующего, вполне логичного продолжения про «бывшего», которого было бы неплохо сдать властям. Однако, мадам Бежо этого не сказала, а продолжала молча и как-то оценивающе смотреть на него.
- Взять с тебя и впрямь нечего, красавчик, - нарушила она, наконец, молчание. – Однако, кое чем ты всё же можешь мне отплатить.