— Завтра — ещё, — прошептал я, зарывая камень. Свет не должен выдать меня. Не сейчас, когда я так близко. Поднялся, отряхнулся и вышел из сарая, ощущая, как тело — не моё — гудит от новой силы.
— Нужно возвращаться домой, стрик уже, наверное, изорался весь, — я зарыл камень и пробухтел под нос, — Налей воды, согрей воды, вылей воды… Тьфу ты! — покачал головой и вышел из сарая. Остановился в дверях и убедился, что свет кристалла не прорывается сквозь землю. — Отлично.
Вернулся в дом, ничего подозрительного не происходило. Вот только в этот раз старик стоял не у своего дубового стола, а сидел на кровати и читал какую-то книгу. Вообще удивительно, в средневековом мире только у аристократов были книги, крестьяне или деревенские жители вроде тех, кого я увидел, не обладают чем-то подобном. Какого происхождение этого старого алхимика?
— Могу задать вопрос? — я осторожно присел на стул и вытянул ноги. Рядом положил книгу.
— Смотря какого характера, — не отрывая взгляд от пожелтевших страниц, ответил Барус. Он слюнявил палец и медленно переворачивал страницу за страницей, а я не мог решиться задать именно тот вопрос, который интересует меня с первого дня пребывания в этом мире.
— Почему все местные отличаются от вас? — я прищурил глаза, наблюдая за его лицом.
Он оторвал взгляд и посмотрел на меня:
— Потому что я не местный, ты же знаешь это, так в чем суть вопроса, более конкретно, у меня нет времени на пустой трёп.
Внутри всё похолодело. Сейчас я допустил, пожалуй, самую большую ошибку и чуть не выдал себя. Старик хоть и относится ко мне хорошо, правда жестковат он, но всё равно заботится обо мне, но, если он узнает, что я совершенно другой человек… Боюсь на той кушетке окажусь я в роли подопытной крысы.
— Да, знаю, но меня интересует совершенно другое, — решил идти до конца. Мне важно знать, почему он так отличается от местных. — Почему вы не покрыты странными линиями, как все местные?
— Потому, что природа моей силы и дара, не такая грязная, как у них, — он захлопнул книгу и видно, что не особо горел желанием говорить об этом. — Ты повзрослел, — вдруг сказал он.
Я ничего не смог ответить на его слова, лишь неуверенно улыбнулся.
Повзрослел говоришь?
Ночь пролетела незаметно, но я не мог уснуть. Во мне было слишком много энергии, которую необходимо потратить. Ворочался, ворочался, но так и не смог сомкнуть глаз. А если добавить ко всему прочему жуткий храп старика, то мне и вовсе хотелось выскочить пулей из дома.
Тяжело выдохнул и решил выйти наружу. Может быть свежий воздух поспособствует хорошему сну. Осторожно встал с кровати и стараясь не идти по скрипучим доскам, вышел вон.
Деревня утонула во мраке, без фонарей и шума машин. Только шорох листвы и далёкий лай собак нарушали тишину. Я сел на дощатое крыльцо, вдыхая прохладу, и смотрел на две луны. Их свет успокаивал, приносил внутреннее расслабление.
— Что? — я прищурился. На малой луне мерцала алая искра, словно руна, вспыхнувшая на камне в центре деревни. Протёр глаза — не мираж. Искра горела, крохотная, но зловещая, будто кровь в ночи. В груди шевельнулся страх, тот же, что я чувствовал у обелиска.
— ПРОКЛЯТИЕ! ОНО СНОВА ПРИШЛО! — крик старейшины разорвал тишину, скрипучий, как ржавые ворота. Собаки взвыли, факелы у домов вспыхнули, словно по зову. Я сразу же подорвался и встал на обе ноги. В груди поселилось мрачное предчувствие…
Глава 4
Я едва обжился в этой глуши, как деревня взорвалась бедой. Старейшина твердит о каком-то проклятье — неужели красное пятно на луне, что я заметил, и правда отравило здешний покой? Или это просто байки, которыми пугают детей? Издалека доносились крики, факелы мелькают в ночи, будто рвут тьму на лоскуты. Толпы хлынули из домов к площади, к старому обелиску, а я остался на пороге. Шум давит на уши, но я не двинулся с места. Без слов старика Баруса не полезу в эту кутерьму. Проклятье или нет — не моя забота.
Я сидел на пороге, вглядываясь в тьму, когда скрип половиц за спиной заставил обернуться. Дверь приоткрылась, и Барус, щурясь от света факелов вдали, посмотрел на меня. Его глаза, потускневшие от бессонницы, будто несли тяжесть всей деревни.
— Чего не спишь, малец? — хрипло бросил он. — Заходи в дом, нечего тут высиживать.
Сон уже туманил голову. Я зевнул, поднялся и, не споря, шагнул внутрь.
Раннее утро ворвалось петушиным криком. Солнце, пробиваясь сквозь щели деревянного окна, режет глаза. Я прикрыл их ладонью, ощутил сухость во рту и тяжесть в голове — будто не сад вчера чистил, а полночи ворочал камни. Тело ломит, лицо отекло. С трудом оторвался от подушки, я выбрался из дома. Летний ветерок коснулся кожи, а мокрая трава под ногами оставляет холодные следы. У колодца плеснул в лицо ледяной воды, прогоняя остатки сна.