Второе же, главное строение, находилось в самом сердце двора, у подножия скалы.
Вход в шахту или зёв, как его ещё называют. Не просто дыра, а огромный провал в скале, укреплённый массивным каркасом из цельных дубовых стволов. Рядом с ним стоял подъёмный механизм: гигантская лебёдка с намотанным на неё толстым канатом. Вся площадка вокруг была покрыта мелкими камнями, а в воздухе висел запах металла.
Седобородый охранник, который помог мне подняться, подошёл ближе, окинув меня с ног до головы недоверчивым взглядом.
— Какого хрена тебя сюда принесло, пацан? — спросил так, будто уже знал ответ. — На подработку в шахту, что ли? Старик Борг совсем сдурел, детей в забой посылать.
— Да, на подработку, но не в шахту, — ответил я, стараясь унять дрожь в голосе от пережитого шока. — Инструмент точить. Я… — запнулся, подбирая слова. — … я подмастерье кузнеца.
Сказать «кузнец» было бы слишком самонадеянно. Здесь, в этой крепости, полной суровых мужиков, любая ложь могла выйти боком, лучше уж как есть.
— О как! — в голосе мужчины прозвучало удивление. — Заточник, значит. Ну, нам такой нужен, это точно. Никто, правда, не предупреждал. Ладно, раз уж ты здесь, пошли. Покажу, где шмотки свои бросить.
Охранник кивнул куда-то вглубь двора, и я поплёлся за ним. Обернувшись, увидел, что охотники разговаривают с крепким мужиком с огромным двуручным топором за спиной. Начальник охраны, не иначе — кажется, они называли его Хакон. Воины что-то оживлённо обсуждали, даже не взглянув в мою сторону.
Почему-то в голове всплыл другой момент… Тот, у ворот, когда Йорн стоял с обнажённым мечом, прикрывая меня. Да, в последний момент он нырнул внутрь, другого выбора не было. Но он не сбежал первым, а ждал. И тот его рык «ДАВАЙ!» всё ещё звенел в ушах. Нет, он хороший мужик — суровый, злой, но явно не говнюк.
Удары по воротам за спиной стихли. Мы подошли к одному из небольших срубов без окон. Провожатый толкнул скрипучую дверь и шагнул внутрь. Я последовал за ним. Это оказалась мастерская, или, скорее, её жалкое подобие.
Помещение было дико грязным, мрачным и сырым. В центре, у стены, стоял раздолбанный верстак, на полу — сломанное точило. Все углы завалены кучами ржавого хлама: сточенные кирки, сломанные лопаты. Воздух был тяжёлым, пах гнилым деревом и пылью.
— Вот тут бросай свой скарб, — сказал седобородый, указывая на относительно чистый угол. — Сюда тебе притащат инструменты. Борг велел ВСЁ заточить?
Кивнул без лишних слов. Мужчина со шрамом, очевидно, не знал условий сделки. На мгновение мелькнула мысль промолчать о сроках, выиграть время… но тут же отбросил её. Правда всё равно всплывёт. Слово и репутация — единственное, что у меня есть, вернее, я намерен был их заработать.
— Нужно управиться до заката завтрашнего дня, — сказал я твёрдо. — Если сделаю — заберу руду.
Седобородый уставился на меня пустым взглядом, пытаясь переварить услышанное.
— Руду? — переспросил с откровенным сомнием. — На себе что ли потащишь? Караваны сейчас встали, да даже если с волками разберёмся, никто тебе телегу не даст.
— Да, на себе. В этом мешке, — я показал ему свой мешок.
Охранник взглянул на него, потом на мои тощие руки. Усмехнулся, покачав головой.
— Отчаянный ты парень. Или безмозглый, — он почесал затылок. — А впрочем, какое мне до этого дело.
С этими словами развернулся и вышел, оставив меня одного в полумраке этого захламлённого места. Я опустил мешки на пол, впереди было полутора суток тяжкого труда.
Глава 14
Очень хотелось взглянуть на часы, но здесь их не было — время измерялось положением солнца и урчанием в животе. Присев на трухлявый пень в углу мастерской, стал ждать. Минуты тянулись, как смола. Оборудование, которое предстояло заточить, всё не несли, и по горлу начало подниматься глухое раздражение. Какого чёрта? Сроки и так почти нереальные, а они ещё и тянут!
К раздражению прибавилось настойчивое чувство голода. Желудок, напомнив о себе громким урчанием, требовал топлива после утренней тренировки и стрессового перехода. Подошёл к своему мешку. В полумраке еда выглядела серой и непривлекательной, но пахла спасительно. Достал узелок и развернул его. Всё в порядке, ничего не испортилось.
В руке оказалась половинка лепёшки, оставшаяся с утра. Я собирался растянуть её на весь день. Если съем сейчас, то перед сном голод вернётся с новой силой. Но с другой стороны… какого чёрта жадничать? Я больше не тот бесправный сирота, который дрожит над каждой крошкой. А человек, заработавший на гвоздях достойную еду!