— Нет вопросов.
— Держись поближе к Йохану, — дед указал подбородком на того самого шахтёра с потухшим взглядом. — Если будут трудности, подсобит. Он как старый крот — нутром чует, где жила идёт, а где пустая порода. Подскажет, куда бить, чтобы не впустую махать, а где лучше не трогать, чтобы на башку не посыпалось. Слушай его — и целее будешь, и руды добудешь.
Глава 20
— Ну всё, пошли! Чего встали? Руда сама себя не надолбит! — скомандовал Кнут своим скрипучим голосом.
Работяги с мрачными лицами обернулись на бригадира — никто не двинулся с места, глядя на тёмный зев шахты как на открытую пасть монстра.
— Живо! — рявкнул старик, и толпа нехотя зашевелилась, осторожно двинувшись ко входу. Я немедля пристроился за сутулой спиной Йохана.
— Вот сам бы и шёл первым в это месиво, — пропыхтел кто-то рядом. — Ещё, поди, не всех тварей оттуда выскребли. А земля вся в этой дряни…
Мы подошли к самому зеву, и стало ясно, о чём говорил этот шахтёр — весь каменный пол был покрыт толстым слоем чёрной жидкости, которая переливалась в свете факелов как нефть. Воняло от неё чем-то едким, как от разлитой кислоты. Запах проникал в нос, в горло, вызывая приступ тошноты. Несколько мужчин тут же прикрыли лица рукавами.
— Ну и смрад… — тихо проговорил тот самый работяга с редкой бородкой.
Прямо перед нами несколько охранников, таща на плечах тяжёлые доски и инструменты, скрылись в темноте шахты. Похоже, собирались что-то там чинить.
— Проход заделывать будут, — сказал мне Йохан, сам начав разговор. — Отсекать третий ярус, откуда эти бесы полезли.
Несколько самых смелых шахтёров шагнули во тьму. Остальная толпа кайловщиков, как их здесь называли, двинулась следом, по пути зажигая факелы.
Стоило пересечь границу шахты, как смрад снаружи показался лёгким ароматом — внутри воздух был спёртым и настолько густым от вони, пыли и влаги, что, казалось, его можно мазать на хлеб. На полу под ногами хрустело и чавкало. Ошмётки хитиновых панцирей, голов с обломанными усиками и россыпи мелких зубов застилали сырые доски, которыми была покрыта земля. Отвратительное месиво. Я многое повидал в своей жизни, но чтоб такое…
Осторожно шёл в дрожащем круге света от факела моего напарника — мне огня никто не дал.
— Значит, не долбил никогда? — голос Йохана рядом был тихим.
— Не доводилось.
— Смотри, — он не повернул головы, продолжая идти. — Тут главное что — не пытайся тупо бить в камень. Только инструмент убьёшь, да руки себе отобьёшь за полчаса. Ищи трещину. Жилу. Бей туда, где порода слабая — так работа пойдёт. Внимательнее будь. Видишь большую трещину, под потолок уходит — не трогай её. Себя завалишь и парней рядом.
Мужчина помолчал, а потом добавил, словно делясь старой мудростью:
— Думай головой. Только кажется, что работа наша — для быков. А ведь не зря одни за смену двадцать корзин на гору тащат, а другие — пять. У первых опыта и смекалки побольше будет.
В ответ я лишь кивнул, а в голове заворошились мысли… Опыт и смекалка. Оплачивается ли здесь этот труд соразмерно? Или все получают одинаково, под одну гребёнку? Что-то подсказывало, никаких привилегий для «стахановцев» не было. Работа в шахте показалась аналогом рабского труда на галерах. Как люди тут оказались? От безысходности? По приговору?
— А сколько смена длится? — прервал я вопросом свои размышления. Мы всё ещё спускались вниз. Туннель был широким, укреплённым огромными балками, подпирающими потолок из таких же брёвен. В тёмных углах, между опорами, свисала густая паутина.
— Часов десять-двенадцать. Пока норму не выполним, — устало ответил Йохан. В этот момент свет его факела выхватил из темноты что-то блестящее на полу перед нами — труп падальщика.
— А говорили, всё вычистили! Черти! — раздался сзади возмущённый голос. — Лишь бы побыстрее нас сюда загнать!
В ответ ему эхом прокатился недовольный гул, но это было ворчание в никуда. Люди здесь были безвольными. Сказано идти — и они шли, даже если впереди ждала смерть.
Чем ниже мы спускались, тем холоднее и сырее становилось. К запаху гнили и камня добавился отчётливый запах плесени. А затем послышалось монотонное капанье с потолка, хлюпанье под ногами. Вся эта атмосфера — полумрак, вонь, постоянная капель и чувство замкнутого пространства — навевала тревогу.
Под ногами заскрипели деревянные рельсы. Мы вышли на широкую площадку, похожую на подземный перекрёсток — здесь царил полный хаос. Вдоль стен стояли брошенные ящики, валялись полупустые мешки, из которых высыпалась неубранная руда. Свет факела выхватил из темноты сломанную вагонетку, лежащую на боку с вырванными колёсами.