Не прошло и трёх минут, как всё стихло окончательно.
Я шагнул вперёд, искоса взглянув на напарника — тот застыл как статуя, с пустыми глазами.
— Вот же дерьмо, — сплюнул молодой Киан, чьи длинные волосы были убраны за спиной в хвост. Мужчина вытер меч о заляпанный слизью кожаный доспех. — Старик теперь с нас шкуру спустит. Говорил, надо было добивать их гнездо.
— С пауками нам не справиться, — резко отрезал одноглазый охотник, сканируя глазом туннель. — Это не наша забота.
— Эти растяпы даже проход завалить не смогли, — вмешался усатый, пиная ближайший труп падальщика. — Какие к нам вопросы? — Затем перевёл взгляд на нас и расхохотался грубым смехом. — Ну что, работяги? В штаны наложили, небось?
— Наши парни там легли, а ты ржёшь? — голос напарника был едва слышным.
— Ты бы пасть свою прикрыл, копатель, — злобно рявкнул в ответ Брок. — Мы твою жалкую жизнь только что спасли.
Шахтёр ничего не ответил, лишь сжал кулаки.
— О, Йорн, гляди! — усатый ткнул локтем командира. — Это же тот пацан — щенок Гуннара.
Старший охотник не удостоил нас взглядом, молча развернулся и пошёл вглубь забоя. Остальные последовали за ним.
Я стоял, не зная, что делать дальше, и взглянул на шахтёра.
— Не бери в голову, — тихо сказал ему. — Этот Брок — конченая сволочь.
Только тогда пальцы напарника разжались, кирка со звоном ударилась о камни.
— Что теперь? — спросил я.
Он медленно повернул ко мне лицо — в глазах была лишь пустота.
— Наверх, — выдохнул мужчина, развернулся и побрёл вверх по склону. Медленно, сгорбившись, словно нёс на плечах вес всех погибших.
Я смотрел на свой инструмент, потом на его удаляющуюся спину, и тут, сквозь шок и усталость, в голове всплыла руда. Семьдесят семь процентов — та самая, с духовными примесями. Я что, мудак? Почему думаю об этом сейчас? А с другой стороны… почему, чёрт возьми, нет? Я заслужил эту грёбаную руду, прошёл через ад, чтобы добраться до неё!
Горячий гнев поднялся изнутри — на эту шахту, на падальщиков, на Гуннара, на Охотников, на весь этот проклятый мир. Хер вам, просто так уйду.
Сделал шаг вниз, гоняя в уме гневные мысли. Сначала сдох под балкой. Потом чуть не утонул. Затем чуть не сожрали волки. Теперь это! Твари поганые… Я просто хочу свою руду, хочу сделать грёбаный меч, — выругивался про себя, переступая через распотрошённые тела.
Пол превратился в болото из слизи и ошмётков. Найдя островок чистого камня, перепрыгнул через разорванное пополам существо и вошёл в забой. Там, скрючившись в позе эмбриона, лежал громила, словно пытался закрыть лицо от собственной смерти, но твари изъели его спину и бока. Грустное зрелище. Заставил себя отвернуться — сейчас не до этого. Я шёл к своей цели, пока Охотники что-то обсуждали у прохода на нижний уровень.
— Слышь, ты куда намылился, щегол? Шёл бы наверх! — голос Брока был грубым и громким. Одноглазый Йорн молча стоял рядом, его единственный глаз буравил насквозь. Вся троица была с ног до головы забрызгана чёрной жижей, от них разило смертью.
Я замер, подбирая слова.
— Пришёл за рудой, — наконец произнёс на удивление ровным голосом.
Молодой охотник, опёршись на меч, криво усмехнулся.
— В рудокопы решил податься, пацан?
В голове пронеслась ядовитая мысль: была ли в случившемся их вина? Могли ли они предотвратить эту бойню?
— Нет, — в голосе сама собой пробилась спесь. — Хочу закончить дело и убраться из этой дыры.
— Сколько ты не спал? — внезапно подал голос командир. Его тихий вопрос прозвучал громче, чем издевки Брока.
— Почти двое суток. — ответил я.
Йорн смотрел на меня безразлично, будто оценивал изношенность инструмента.
— Шёл бы ты спать, щенок, — сказал мужчина лишённым эмоций тоном. — А то кони двинешь ненароком.
— Ха! Да я бы денег дал, чтоб на это поглядеть! — снова встрял усатый, гогоча. — Тварей пережил, а от кайла своего и подохнешь, как последний работяга! — он захохотал ещё громче, запрокинув голову.
Я взглянул на его рожу — ну и ублюдок!
— Довольно. От твоего ора в ушах звенит, — произнёс одноглазый. В голосе не было злобы, лишь усталость. Брок, на удивление, послушался и замолчал. — Иди, куда шёл, — бросил мне командир, не глядя.
Развернулся и двинулся в сторону старых забоев. В узком проходе плясали тени от догорающих факелов и давила тишина, прерываемая лишь шорохом моих шагов. Не было слышно ни стука кирок, ни голосов. Я был один в этом склепе.
Добравшись до гематитовой жилы, принялся её изучать. Несколько неглубоких трещин змеились по поверхности. Провёл по ним рукой и в одном месте порода чуть поддалась, готовая отколоться. Решено — сначала этот кусок, потом пробиваться к тому огромному валуну. Прицелился и несильно ударил — рудная крошка брызнула во все стороны.