Когда угли в гриле дошли до нужной кондиции, а спирт значительно поубавился, выяснилось, что я не купил мясо. Останавливаться на достигнутом мы не решились и энергично устремились на Бессарабку. В подъезде опять напоролись на Шарко, пригласили его на мясо, и он уже было согласился, но Миша вдруг затронул больную тему – что было бы без Горбачева, и, не найдя общего языка с Шарко, похоже, расстроил его планы на вечер. Потом мы шумно и весело шли по Круглоуниверситетской к рынку, обсуждая ситуацию в институте после моего увольнения. Как выяснилось, сам факт не вызвал никаких комментариев, однако народ стал понемногу осознавать статус-кво и беспокоиться о собственном будущем. Дебатируя в коридорах, в основном принимали позицию Сергея Таращенко, героя Первого съезда Советов и подавления ГКЧП, который считал, что в науке важно работать, а кто платит деньги – не важно. И что настоящий ученый будет работать и без денег.
– Но сам-то он никогда не отказывался от своей немалой зарплаты? – съязвил я.
– Ну, ты понимаешь, – с глубокой иронией возразил Миша, – великие ученые часто нуждаются в деньгах, им надо расходы покрывать, и они много думают...
На рынке мы, отбившись от продавцов поддельной черной икры, долго выбирали мясо, приведя в исступление мясников требованиями курдючного барана и пытаясь доказать, что у свиньи нераздвоенное копыто. Выяснив истину, согласились с симпатичным продавцом, что у свиньи, как и у лошади, по три пальца. Потом Миша требовал оборудовать рыбную лавку багром и спасательным кругом, вместо того, чтобы помочь мне поймать из аквариума осетра, и под шумок украл рака. На выходе из базара рак прямо из его кармана укусил постового милиционера, за что пришлось отдать членистоногое сержанту в плен.
В «Банана-плазу» нас не пустили потому, что я был мокрый. Однако, поверив в то, что Миша действительно тот самый Рублев, согласились принести еду по списку. Список был краткий – красные бобы, красный перец, красный чай и красный флаг. Где Миша взял этот список, я не знал, но принесли все, кроме чая. Мы расплатились раскисшими купюрами. Флаг я накинул на плечи вместо потерянной к тому времени мокрой майки. Потом мы что-то объясняли ОМОНу в скверике возле дома. ОМОН на шашлыки к нам не захотел, однако был вежлив и вошел в положение. Потом я решил похвастаться своим топтуном и посадил Мишу в засаду под елку. Миша, вместо того, чтобы просто понаблюдать, как за мной стелется хвост, выскочил при его приближении и громко заорал «ГАВ!». Потом мы швырялись вслед ретировавшейся слежке молодыми еловыми шишками.
– Так что, ни одна, как бы сказать, личность и не вспомнила, что меня уволили? – спросил я уже дома у непогасшего гриля.
– Ну, ты знаешь, вспомнили, конечно, когда на профсоюзном собрании утверждали приказ Сонга. Ну, там просто кто-то возмутился, что приказ задним числом оформили. Мол, несоблюдение норм. Народ у нас, сам понимаешь, интеллигентный и знает: сегодня ты – завтра они. Так зачем это завтра приближать?
– А что же там осередок общества Тараса Шевченко в институте? Тоже китайский учат? – не унимался я, уже совсем теряя связность речи.
– Ну, ты понимаешь... Во-первых, ради тебя этот осередок даже не пошевелится. У них у всех тоже есть начальники, и когда речь заходит о призыве к реальной очистке от инородцев, тут сомнения возникают. Ведь они, понимая, что очистка может и не остановиться на достигнутом, боятся, что процесс может пойти и дальше и глубже.
Были правдоискатели от профсоюза, требовавшие организовать пикеты у здания кабмина с целью повышения бюджетного финансирования. Однако в пикеты никто не пришел. Еще Миша рассказал, что все уже дружно кропали и носили куратору толстые отчеты, дарили конфеты узкоглазой секретарше и поддержали предложенное куратором нововведение – китайские обеды на рабочем месте. Из павильона бывшей столовой, занятой какими-то коммерсантами, в срочном порядке сделали китайский ресторанчик. Шустрые кули стали разносить пакеты с обедами по лабораториям. На общем собрании института после долгой дискуссии, но единодушно приняли решение считать рабочими днями все ныне существующие праздники за исключением Рождества и китайского Нового года.
Лаборатории стали немедленно пополняться молодыми аспирантами – выпускниками Пекинского и Шанхайского университетов. Оказалось, они побратимы с Киевским университетом, и давно существует программа обмена кадрами. Аспиранты были очень работящие и дисциплинированные. Правда, чтобы дать им задание, необходимо было написать подробную инструкцию – последовательность нажатия кнопок на приборах – и заранее составить пустые таблицы, объяснив, что куда вписывать. Что же касается работ, связанных с приготовлением образцов, постановкой задач и анализом результатов, тут пока приходилось все делать самим, да и китайцы особенно не противились. В результате отчеты пополнялись тысячами и тысячами графиков и таблиц, как правило, бессмысленных, но делавших работы внешне очень солидными.