Гриша начал было отвечать на приватное сообщение с форума, когда за дверью снова послышался легкий, почти кошачий шорох. На этот раз вошла София – средняя из сестёр, чуть выше ростом, чем Маргарита, и, если быть честным, куда искуснее в вопросах дипломатии. Её движения были плавными, но не замедленными: она села на краешек кровати, будто боялась примять постельное бельё.
– Привет, – сказала она. – Не отвлекаю?
– Если только от мыслей о самоубийстве, – пошутил Гриша.
София оценила ироничность, но предпочла сменить тему.
– Мамина подруга завтра придёт ужинать. Она из налоговой, – предупредила она с лёгкой усмешкой. – Так что, если у тебя есть какие-то секреты, подготовь алиби заранее.
– Спасибо за совет, – сказал Гриша. – А вы часто устраиваете тут такие светские приёмы?
– Как только в семье появляется что-то новое, – ответила София. – Или кто-то новый.
Она внимательно посмотрела на Гришу, будто хотела его нарисовать по памяти, а потом стереть и заново переделать в более выгодной редакции.
– Ты уже слышал семейные байки о себе? – спросила она, теребя застёжку на манжете.
– Даже больше, чем хотелось бы, – признался он.
– Забавно, – сказала София, – но из всех возможных слухов я бы поверила только в тот, что ты приехал сюда искать приключений. Просто так ни один нормальный человек бы не согласился жить в этом цирке.
Она говорила мягче, чем Маргарита, но каждое слово было тщательно выстроено – ни одного лишнего жеста, ни одного лишнего звука.
– А мне кажется, что у вас здесь не цирк, а музей восковых фигур, – отозвался Гриша. – Все стоят на своих местах, но только когда нет света, они начинают жить.
София наклонилась чуть ближе, переходя на шепот:
– Только не говори это маме. Её главный страх – что её семья выглядит искусственной.
– Она слишком хорошо скрывает свои страхи, – парировал Гриша.
– Ты удивляешься, что мама тебя не боится? – спросила она.
– Я удивляюсь, что мама вообще кого-то боится.
София посмеялась – тихо, сдержанно, словно разрешила себе проявить эмоции на время.
– Не бойся, – сказала она, – главное правило: если ты не станешь врагом, то со временем станешь своим.
Она поднялась, дотронулась до его плеча – так, будто проверяла на прочность керамическую статуэтку, и ушла, оставив за собой лёгкий запах горькой корицы.
Теперь комната наполнилась совсем другим напряжением: Гриша чувствовал себя пациентом, который только что сдал кровь на анализ, но не знает, что именно будут искать в его плазме. Он попытался снова сосредоточиться на мониторе, но внимание всё равно уползало за дверь.
Он не заметил, как уснул, а когда проснулся – за окном уже темнело. По комнате ползли длинные тени, а у двери стояла фигура, маленькая, но с отчётливой энергетикой: Лиза, младшая из сестёр, в бледно-розовом халате и с лицом, на котором беспокойство и любопытство сражались за лидерство.
– Ты всегда спишь так рано? – спросила она, не отходя от порога.
– Я вообще-то не спал, – пробормотал Гриша, поспешно протирая глаза.
– Похоже, что спал, – не поверила Лиза. – Можно войти?
– Уже вошла, – сказал он, приглашая жестом.
Она неуверенно уселась на самый край стула, стараясь не смотреть в глаза.
– Я хотела спросить… – начала Лиза, но тут же запнулась. – Ты правда думаешь, что у тебя получится стать частью нашей семьи?
Он задумался. Слова были настолько прямолинейны, что не оставили места для манёвра.
– Я не знаю, что из этого выйдет, – честно ответил он. – Но, если не получится, всегда можно вернуться к жизни волка-одиночки.
– Не люблю волков, – быстро сказала Лиза. – Лучше быть кошкой. Их все жалеют и кормят, даже если они гадят в тапки.
Он усмехнулся: сравнение показалось точным.
– А ты кем себя считаешь? – спросил он.
– Я кошка, – решительно сказала Лиза. – Только домашняя, а не уличная.
Несколько секунд они сидели в тишине, пока Лиза не решилась продолжить:
– Можно я буду заходить иногда? Просто… здесь мало с кем можно поговорить. Сёстры считают меня ребёнком, а мама – реквизитом для праздников.
– Заходи, – сказал Гриша. – Даже ночью.
Она посмотрела на него с благодарностью, но тут же спрятала эмоцию под маской равнодушия.
– Я принесу тебе пирожные, – пообещала Лиза. – Завтра будет мусс из облепихи. Ты любишь облепиху?
– Больше, чем свою прежнюю жизнь, – сказал он.
Лиза кивнула, встала и ушла, на этот раз громко хлопнув дверью.
В комнате снова воцарилась тишина. Снаружи по коридору кто-то шаркал тапками, внизу тихо бурлил телевизор, а в воздухе остался привкус чужой жизни, как после чая с лимоном в заброшенной библиотеке.