В один из таких моментов она просто закрыла трансляцию, а на экране остался только чёрный квадрат с надписью от руки: «я всё слышу, даже когда молчу». Вот это было настоящее – и Григорий понял, что ради таких эпизодов и стоит наблюдать. Он не испытывал ни жалости, ни злорадства, только тихое уважение к тому, как Лиза умудрялась не сойти с ума в этом почти непрерывном стриме.
Пока он анализировал всё это, в коридоре пару раз мигал свет – кто-то из домашних не спал и ходил по этажу. Но Григорий даже не повернул головы: всё его внимание было втянуто в эту цифровую дыру, где люди открывались куда честнее, чем у семейного стола.
Он не заметил, как прошло полтора часа. Когда в очередной раз обновил страницу, Лиза уже была в офлайне. Григорий коротко усмехнулся: даже в Ситцеве у людей есть право на ночной покой.
Он выключил экран, но не мог избавиться от ощущения, что только что стал свидетелем какого-то странного эксперимента – и его роль в этом была не самой безобидной.
Григорий щёлкал мышью без особого интереса: при всей откровенности записей ничего нового о Лизе они не сообщали. Всё, что было нужно, он уже знал, а теперь хотел только подтвердить гипотезу: если человек так старательно демонстрирует свою уязвимость, значит, она больше всего боится, что её не заметят. В одном из видео Лиза сидела на кровати с мятой простынёй и болтала о том, как ненавидит повторять чужие ошибки. Слово «ненавидит» прозвучало так, будто речь шла не о себе, а о людях в принципе. В следующем эпизоде она выкручивала волосы в жгут и, не скрываясь, плакала, а потом вдруг смеялась: будто первый зритель появился на стриме, и жизнь перестала быть бессмысленной.
Он увеличил скорость воспроизведения, чтобы поймать главное: ни одного постороннего лица, никакой роскоши в декорациях, только однообразный свет ночника и мурашки на коже – будто всё происходящее снималось не для тысячи подписчиков, а для одного, самого важного и самого жестокого. В какой-то момент он поймал себя на том, что разглядывает не грудь, не бёдра, не слипающиеся ресницы, а линию ключицы – сухую, порезанную тенями, как у людей, которым всегда холодно и всегда мало жизни.
Он закрыл вкладки, не досмотрев последнего ролика, и вернулся к стартовой странице. В голове уже выстроилась схема: кому Лиза адресует свой контент, кто для неё референтная группа, а кто – просто статисты. Если бы он хотел её уничтожить, хватило бы одного скриншота, одной рассылки по городским пабликам. Но Григорий даже не собирался этого делать – он просто фиксировал факт: каждый здесь держал наготове компромат, и этот компромат был банальнее любого слуха.
В полночь он аккуратно стёр следы присутствия – закрыл VPN, очистил историю, вывел на экран пустой рабочий стол, будто этим мог обнулить не только ноутбук, но и всю историю семьи Петровых. Он посмотрел на свою ладонь: в ней от усталости дрожало сухожилие у основания большого пальца – ещё одно доказательство того, что живым людям всегда сложнее, чем виртуальным.
На следующее утро он долго мыл посуду в раковине, неспеша, чтобы протянуть момент до нужной встречи. В доме, как всегда, был сквозняк: из кухни в коридор тянуло дрожащим воздухом, а в углу опустевшего холла маячила Наталья, домработница. Она гладила бельё с таким видом, будто гладила собственную совесть: утюг скользил по простыне, а на лице её не было ни одной эмоции, кроме тупого смирения.
– Наталья, – позвал он, подходя к столу, – не хочешь немного заработать?
Она даже не удивилась – просто поставила утюг на пятку и выпрямилась, обмахивая ладони, как будто только что вернулась с плантации.
– Что надо? – спросила она.
– Нужно оглядеть комнаты сестёр. Всё, что покажется странным, – принесёшь мне. – Он говорил тихо, не повелевая, а как будто сообщая погодный прогноз. – Особенно бумаги. Особенно конверты.
Наталья хмыкнула, будто ей давно были известны такие просьбы. Григорий достал из кармана сложенный пополам конверт и вложил ей в ладонь. Она сразу поняла – не стала считать, не стала даже спрашивать, за какой срок. В её глазах промелькнуло что-то вроде иронии: на прежней работе подобные авансы выдавались задолго до того, как возникнет проблема.