Гриша вздохнул, заранее зная, что и этот жест будет интерпретирован не в его пользу. В затылке угрюмо шумела кровь, а ладони вспотели, хотя в гостиной стоял промозглый осенний холод. Он вспомнил себя в детстве – как отец на несколько недель исчезал в мнимых командировках, а мать каждый раз говорила: "Скоро вернётся, просто у взрослых бывают обстоятельства". В этот момент он остро почувствовал: обстоятельства бывают у всех, но не каждый умеет достойно их преподнести.
Он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась вялой, как неудачный абзац в школьном сочинении. Что бы он ни сказал, против Елены это было как стрелять по броненосцу из водяного пистолета. Он понял: если уж и играть с ней в откровенность, то только на чужом поле.
Он подался вперёд, стиснув руки и на мгновение забыв про все московские приёмы выживания – потому что здесь, в этом гостеприимном некрополе человеческих амбиций, его ничто уже не спасёт.
– Перспективы у вас были, – отрезала она. – Но вы их профукали. Умные дети не бросают университет.
– Мне не повезло с учителями, – ответил он, позволяя себе чуть более дерзкую улыбку. – А вам – с работниками. Уравняли счёт.
Маргарита фыркнула, но Елена не дрогнула.
– Вам нравится препираться? – спросила она.
– Мне нравится честность, – сказал он.
Она впервые посмотрела на него прямо, как хирург на потенциальную опухоль: не пугаясь, но уже мысленно готовясь к операции.
– Тогда скажите честно, – произнесла она, растягивая каждое слово так, что казалось, будто сама истина с трудом протискивается через сито её скепсиса, – вы, Григорий, хотите чего-то добиться в жизни, или вам милее бесконечно плескаться в мутной воде саморазрушения и философских аллюзий?
Она сказала это без раздражения, скорее с любопытством коллекционера, обнаруживающего редкий дефект у дорогого экспоната. Гриша удивился – неужели в этом доме вопросы ставят ребром, не тратя время на предупредительные бои? Он был готов, что его будут долго раскачивать, пытаться обольстить идеями успеха или хотя бы привычной жалостью, а тут – сразу в печёнку, без разведки.
Он резко выпрямился на жёстком диване, чуть смущаясь собственной реакции, как будто его застали врасплох в момент, когда он подглядывал за взрослыми разговорами. Впрочем, именно этого и добивалась Елена: она смотрела не на него, а как бы сквозь, будто отмеряла его способности на глаз, прикидывая, сколько ещё можно вытянуть из новой игрушки, прежде чем она захочется выбросить её на помойку.
– Я бы хотел, – осторожно начал он, – сделать что-то настолько важное, чтобы… – он замялся, не вынося пустого пафоса, – чтобы меня не стеснялись вспоминать в хорошей компании. Хотя бы заочно.
Её брови чуть дрогнули – оценка ответа или минимальный балл за креативность.
– Скромно, – сухо заметила она. – Обычно ваши сверстники мечтают о миллионах, мировых рекордах или, на худой конец, чтобы их имя вписали в какой-нибудь справочник. А вы – про воспоминания.
– Справочники устаревают, – не удержался он, – а память о людях иногда живёт дольше, чем они того заслуживают.
На этот раз Маргарита не смогла сдержать улыбку и чуть заметно подмигнула матери: мол, вот он, наш новый шедевр, хватайте скорее.
Но Елена не торопилась соглашаться, она наклонилась вперёд, соединив пальцы домиком:
– У нас в роду ценят две вещи: умение держать слово и умение просчитывать последствия своих поступков. Мне сказали, что у вас с этим… – она сделала паузу, подбирая выражение, – осложнения.
Гриша почувствовал, как по позвоночнику пробежала холодная волна: будто на него наложили временную опеку, и теперь будут каждое действие пропускать через фильтр семейной политики. Он поймал себя на желании блеснуть дерзкой репликой, но сдержался: интуиция подсказывала, что в этой игре главный приз достанется тому, кто сможет дольше сохранять самообладание.
Вместо этого он улыбнулся невинно, почти детски, и выбрал формулировку получше:
– Я умею держать слово, но не всегда понимаю, зачем его давать, если договорённости всё равно нарушаются.
Елена впервые чуть смягчилась в лице, но тут же вернула себе маску безупречной хозяйки.
– Это опасная позиция для человека, который собирается что-то изменить, – сказала она. – В нашем деле любая слабость – на вес золота… Для конкурентов.
Он шаг за шагом видел, как она его тестирует: сначала бросает на амбразуру, потом смотрит, как поведёт себя под огнём. В этот момент Гриша даже уважил её прямоту: сколько видел лживо-обходительных москвичей, но такой честной нелюбви к пустой болтовне не встречал ещё ни разу. Он вдруг понял: это не формальность, это натуральная борьба за выживание даже внутри семьи.