В дилижансе Олег улавливал за спиной шепчущие голоса:
— Уверяю, они долго не продержатся. Разве они пришли жить, устраивать порядки? Они прибежали спасаться, как зайцы. Но они не зайцы. Они волки, отчаявшиеся волки. Знают, что им конец, и боятся. Вешают, пьют, развратничают… Россия такая большая, разве потерпит эту заразу?
«Хоронят, — холодея, думал Олег. — Впрочем, черт с ним со всем! Что будет — то будет».
Дилижанс неожиданно круто повернул и въехал в длинную, на пять верст, теснину между отвесными светло-желтыми скалами. По мглистому дну теснины, пересекая тени от высоких итальянских тополей, стремилась мутная Чурук-Су. Ее стиснули каменные глыбы, над ней нависли крепостные башни с бойницами. На узкой каменистой полосе, тянувшейся вдоль реки, белели татарские дома с крытыми галереями, мечеть, полуразрушенный дворец. А на обрывистых откосах, спадавших к реке, на камнях, на скалах — где попало — ярусами подымались в небо белые строеньица почти без окон, связанные тропинками — конный проедет, нагруженный ослик пройдет. Это был Бахчисарай, ханский, древний, укрытый от мира могучими скалами… Кажется, вот где можно спастись от времени.
Через древние ворота, обросшие мхом, выехали к мечети. Грохоча, пыля, дилижанс покатился по узкой улице мимо лавчонок. В них ковали, пекли, шили, продавали. Стучали молотки, шипело баранье сало, слышались высокие голоса. Казалось, что все люди здесь счастливы, и Олег завидовал им.
Пока кучер кормил лошадей, путники в лавчонке пили чай с вареньем. После чая мать в лиловой тени сладко подремывала. Олег и какие-то немолодые супруги бродили по ханскому дворцу, постояли у фонтана Марии Потоцкой, в темной молельне, в гулком зале ханского совета, возле облезлой купальни затворниц. Олег позавидовал людям, которые когда-нибудь пройдут по этим камням, как он, но только свободные от гнета неизвестности и постоянного ощущения тупика…
Садовые террасы, в «забвеньи дремлющий дворец», безмолвные дворы — все казалось скучным. Олег философствовал: ханская мечеть и ханское кладбище — владык последнее жилище — расположены рядом. А впрочем, общая могила или, как у хана, отдельное упокоение — не все ли равно? И не лучше ли быть вот таким забытым сторожем, который отворил калитку, провел на минарет и тотчас же протянул ладонь, прося денег?
Возле ханского дворца, у чугунных ворот с гербом Гиреев (два дракона сцепились в схватке), как в Симферополе у кафе «Доброволец», дежурила легкая коляска. По глубокой лощине, лесом, среди камней можно было проехать к Иосафатовой Долине Смерти, к подножию скалы с древним пещерным городом.
Олег поехал, велел гнать вовсю и скоро увидел хижины на утесах. Наверху, словно дымоходы, чернели дыры в камне, закопченном кострами. Эти жилища будто гнезда каких-то птиц. В них и теперь прятались люди, Вдруг перед глазами встал зажатый ущельем каменный монастырь с окнами, балкончиками, с церковью в пещере под навесом скалы. А напротив поднималась над пропастью отвесная высокая скала с узкими, крутыми, высеченными в камне ступенями. Лестница на небо… Олег бросился наверх, будто там спасение. Под облаками увидел толстые вечные каменные стены, железные ворота, за ними дремлющий каменный поднебесный город — двести домиков и молельню, которые свешивались в черную пропасть, неподвижных людей в длинных капотах, то ли мертвых, то ли живых, — караимов.
В этом странном городе на улице, идущей от ворот, сама скала служила мостовой; мостовая была гладкая, ровная, цельная — из одного куска. За столетия колеса повозок проделали в камне глубокие колеи — нога уходила в колею до колена…
Мелькнула забавная мысль: нанять носильщиков, принести сюда мать, вещи, навсегда укрыться здесь с караимами… К дилижансу он вернулся словно постаревший.
На другой день, слоняясь по Севастополю, Олег видел внизу рейд и бухты, на склонах белые домики Корабельной и Матросской слободок, доки и арсенал. Легкий парок подымался из Куриной, Голландской, Маячной балок. На рейде дымили скопища английских, французских, американских, греческих судов: крейсеров, миноносцев, канонерок и транспортов. Мальчишки подплывали, взбирались на палубу какого-нибудь корабля, выменивали ножички у моряков.
Небо серое, в облаках, вероятно, по ночам не видно звезд, в воде дрожат отражения электрических огней. Ялики перевозили пассажиров на Северную сторону, в Инкерман. Гостиницы Киста и Ветцеля и все другие, поплоше, были набиты тыловыми военными и спекулянтами. День и ночь шли заседания в ведомствах, в комиссиях по отпуску кредитов, в судах.