Тетка сердилась на дядю за его ужасные пророчества и вместе с Олегом верила во Врангеля. Дядя потешался, готов был держать пари: монархист Врангель не будет главнокомандующим! На пятый день пребывания Олега в Севастополе дядя пришел домой из Морского дворца торжествующий, с ошеломляющей вестью: Врангель изгнан из Крыма!
Открытое письмо Врангеля, полное упреков в честолюбии, самомнении и в нелепой стратегии, сломило нерешительность правителя. Он уволил Врангеля со службы и предписал ему немедленно покинуть Крым. Это было вчера.
Нынче Врангель ночует уже в константинопольской гостинице, под магометанской луной. Союзники обеспокоены. В Феодосии на английском корабле происходят совещания в присутствии Деникина. В ближайшие дни решится, кто будет главнокомандующим.
Известие об изгнании Врангеля смутило Олега. Он уже было привык к мысли, что именно Врангель что-то сделает… Но, оказывается, все чепуха, выгнали — и кончено.
«Мы — в бездонном море грязи. Мы все — ничтожества, — думал Олег. — Тот господствует, кто беспощаднее и злее».
И все-таки здесь, в Севастополе, среди ночующих на улицах войск, среди толп, гуляющих на бульварах, среди огней, было куда спокойнее, чем в Джанкое с повешенными и с сумасшедшим Слащевым.
Из того, что было зимой, Олег с удовольствием вспомнил только дивчину, которая за Сивашом оттирала ему руки, ее лицо, овальное, как яичко, смуглое, веснушки на носу и ласковые, смеющиеся глаза, когда подносила молоко. Почему-то запомнилось…
Высоко над черной поблескивающей водной равниной потускнели звезды. Небо и море сделались серыми, зыбкими. В предрассветной мгле еще желтели огоньки корабля. Вот они поблекли, небо в зените и у воды тихо затеплилось, покраснело.
Вдруг из-за края моря в глаза рулевому матросу хлынул свет, огненные спицы кольнули небо. Оно засинело и открылось, большое, прозрачное, куда ни посмотришь — гладкое. Лишь под самым куполом валил, перекатывался бархатно-черный дым. Посинело и море, горизонты отдалились, безбрежная равнина расширилась — вся одного цвета. Лишь позади корабля, словно в котле, кипятились белые кружева. Со всех сторон из морского простора веяло холодом, после теплой каюты кожа становилась гусиной, только от пароходной машины струилось пахнущее нагретым маслом тепло.
Рулевой, крепкого сложения, с сильными плечами, светлыми глазами, спокойный английский матрос, прищурился на солнце, слегка откинул могучие плечи. Уголки губ весело дрогнули. Он у руля словно хозяин моря, неба, вселенной…
Военный английский корабль «Император Индии» шел из Константинополя к берегам Крыма. В большой офицерской каюте на диване под простыней вытянулась, как на параде, даже руки по швам, длинная фигура. Кудрявая голова на подушке младенчески склонилась к плечу. На свет лучей из иллюминатора вдруг открылись большие, умные, волчьи, напряженные, словно не спал, глаза. Это был генерал барон Петр Врангель.
Первая мысль бешено обрадовала. Он, вчера изгнанный, возвращается в Крым верховным правителем, вождем… Последние сутки дикая, торжествующая радость пожирала его, невозможно было заснуть.
Сердце колотилось — в каюте, что ли, душно, — накинул бурку, вышел на палубу к самому борту. Но вид моря и неба не оторвал от изнуряющих радостных мыслей. Не почувствовал ни прохладного воздуха, ни касания лучей. Под ветром распахивались тяжелые мохнатые полы, стоял как вбитый, чувствовал себя сверхчеловеком.
Дежурный офицер на вахте — его фигура неподвижно чернела у серой стенки, — рулевой с могучими плечами, матросы, спящие в кубриках, кочегары внизу у стучащей, пыхтящей машины — не знали, кого везут в Севастополь.
В эти минуты он даже не чувствовал благодарности к английскому правительству, к главе британской миссии генералу Хольману, хотя отлично знал, что в последние дни в Феодосии на английском дредноуте заседали союзники — в присутствии Деникина. Хольман и главы других миссий дали понять Деникину, что пора отправляться в гости к английскому королю, а правителем следует назначить известного, смелого, энергичного… Послали корабль за ним, Врангелем!
Англия и Франция заинтересованы в нем. Отлично! Они постараются вернуть его в Тавриду. Всей вежливой, но беспощадной властью кредиторов они приведут его в ставку, на место верховного правителя. («О да, господин женераль Пэтер Николяевитч Врангель очьень хорош».)
Но он ненавидел и Англию, и Францию. Противно жить в долг, на чужие деньги. Большими, волчьими глазами упорно смотрел на зыбкую бесконечную зеленую воду, словно всех союзников смахивал с Крымского полуострова, топил в море.