Думал о предстоящих делах и возможных событиях. Не тайна, зачем вызывает Москва. Врангель срастил и движет белую армию, поглядывает за Днепр.
Как победить его? Это прояснится в Москве, после встречи с Ильичей. Однако вот они, уже маячат препятствия. И вот одно — в образе человека с колючей, как у Мефистофеля, бородкой, будто в ярости стиснутыми зубами, взъерошенного и надменного, упоенного своей известностью на посту председателя Реввоенсовета республики.
Верно, эффектный оратор. Но самовлюблен и слеп, как токующий тетерев, и скучает, когда дело касается «мелочей», не той высокой политики, которую, по его мнению, творит он; сидит на заседаниях Реввоенсовета, лениво разрезает страницы французского романа. Самоуверенность беспредельна: не велика голова, да булава при ней.
Когда «правитель омский», Колчак, с огромной армией наступал, захватывая Сибирь, Урал, с востока рвался к Волге, чтобы, соединясь с Деникиным, идти на Москву; когда коммунисты тянулись на фронт и Центральный Комитет нашел нужным поручить ему, Фрунзе, командование Четвертой армией на Восточном фронте и этим отклонил решение Троцкого назначить командующим другого, им самим избранного человека, Троцкий, будто согласившись с ЦК, все же не отпустил на фронт, под разными предлогами на целый месяц задержал его отъезд в армию.
Чей-то злой, неуступчивый дух витал потом над армией. Как на смех, боеприпасы поступали в армию в микроскопических дозах, снаряжения и обмундирования не добиться, новые формирования не утвердить, только и слышишь от штаба фронта: «Центр не утвердил», «Центр не разрешил», «Что вы там затеяли?»
А в марте, когда Колчак внезапно ударил в стык двух армий, и одна, почти разгромленная, начала отход, а Колчак занял Уфу — вот уже он возле Самары! — и положение стало смертельно опасным (три красные армии сомкнулись тылами, Колчак мог обрушиться на тылы, разгромить весь Восточный фронт), и нужны были героические наступательные действия, чтобы предотвратить разгром, — в это время штаб фронта телеграфировал: есть решение центра (то есть Троцкого) готовить Самару к эвакуации, войска отвести за Волгу. «Начинайте планомерный отход». Словом, покорному дитяти все кстати, куда велят, туда и пошел.
Фрунзе ответил: отступить сейчас — погубить все дело. Намерен наступать, держу инициативу.
«Бросаете армию на растерзание Колчаку. Предадим вас суду военного трибунала за неисполнение приказа».
Он вынужден был тогда заявить: пусть ЦК специально подтвердит этот приказ об отходе. (Знает ли ЦК об этом приказе? Вероятно, не знает.) Он выполнит приказ, если решит ЦК. Он сознает, что нарушает воинскую дисциплину, готов предстать перед судом, но как большевик не может исполнить такой приказ без подтверждения партийного центра.
Партийного. Вполне ясно и твердо. И немедленно написал Ильичу:
«Прошу Вашей поддержки… Категорически настаиваю на том, чтобы освободили меня от назойливой опеки Троцкого и его единомышленников на фронте. Положение требует немедленного контрудара…»
Мгновенно пришел ответ: непременно контрудар. Колчака не пускать к Волге, создать Южную группу войск и произвести решительный контрудар.
Но и после этого не успокоился человек с мефистофельской бородкой, одиноко кипящий своими тайными замыслами. Когда была создана Южная группа и был нанесен сокрушительный удар во фланг Западной армии генерала Ханжина — специально дали дорогу Ханжину к Волге! — оборвалось наступление Колчака, обошли его корпуса. Наголову разбит 6-й, понес огромные потери 3-й, потерпел поражение корпус Каппеля — цвет гвардии Колчака. И вот уже отшвырнут Колчак от Волги, открылся путь на Уфу. В этот решительный момент — вновь телеграмма от Троцкого: Южную группу расформировать, войска погрузить в вагоны, перебросить на деникинский фронт. Значит, остановить наступление, дать возможность Колчаку отдышаться. И все это — категорически. Словом, не делай своего хорошего, делай мое худое. Ну уж, и на этот раз нет!
Он вновь бросился за помощью к Ильичу. Анализ обстановки показывал, что не далее чем через месяц главные силы Колчака могут быть уничтожены, Урал и Сибирь станут советскими. Следует сперва прогнать Колчака за Уральский хребет, в сибирские степи, а потом уже переводить войска на юг. В связи с приказом Троцкого в войсках негодование. Бойцы и командиры единодушно требовали наступать до конца.
Центральный Комитет отклонил предложение Троцкого, отстранил его от руководства операциями. Владимир Ильич потребовал покончить с Колчаком в самый короткий срок. Помнились слова телеграммы Ильича: