Владимир Ильич подождал: не возразит ли Фрунзе? Фрунзе слушал. Будто рассердившись, Владимир Ильич сдвинул брови.
— Согласитесь, Михаил Васильевич, пока Врангель идет с отборными офицерскими войсками, он господин, его сила. Но как только он пытается захватить большую территорию, мобилизовать крестьянское население, создать массовую армию, его успех превращается в поражение… Вот!
Фрунзе пил из блюдца, сказал:
— Нет ничего вкуснее. Пивал чай на востоке, но там просто заваривают его и кипятят, как суп, получается черное горькое варево — бог знает что. — Он поднял и без нужды долго держал в руках пустой стакан; спохватившись, осторожно поставил его на блюдце. В замечаниях Ильича открывались новые интересные черты «врангелиады».
— В начале года, батенька, мы допустили большую ошибку: вовремя не двинули на Крым достаточных сил. Тогда можно было войти в Крым в двадцать раз легче…
Владимир Ильич легко встал, сделал несколько быстрых шагов к карте, но сразу же вернулся, взял Фрунзе за руку и подошел к карте вместе с ним. Указкой едва коснулся Крыма.
— За границей хвастаются, что вот здесь, на перешейках, у Врангеля чудовищные укрепления. Наверно, это правда, хотя, конечно, преувеличивают, чтобы нас напугать. Видите, нашему молодцу было легко отсиживаться, как у нас говорят, в бутылке, но ему пришлось выйти в степь: панам помочь и за хлебом. Его войска теперь в степи, и в этом наша выгода. Мы это прекрасно понимаем. Гвоздь решения ЦК о Южном фронте — в том, чтобы захватить вора в амбаре, разбить Врангеля непременно в степи. Тогда легче будет взять Крым. Словом, к успеху приведет только глубочайшая операция. Так? Иначе не ликвидировать его армию. Иначе неизбежна зимняя война. Но мысль о зимней кампании просто невыносима!
По лицу Владимира Ильича скользнула тень, брови дрогнули. Не повышая голоса, он спросил:
— Как думаете, справимся до зимы? — Наклонился к плечу Фрунзе, повернул голову, словно прислушивался, о чем Фрунзе думает.
Идея разгромить Врангеля до зимы представлялась Фрунзе вполне реальной, вся республика поворачивается лицом к Крыму. Для армии все: и хлеб, и обувь… и, главное, — люди, коммунисты. По дороге в Москву поезд Фрунзе обгонял теплушечные эшелоны с надписью мелом на стенах: «На Врангеля!» Из теплушек долетали частушки: «Врангель, черненький зверь, в море скатится…» Этого хотел народ. А если захотел народ и приложил руку — гора не устоит. Если на фронт придут Первая Конная и сибирские дивизии, если сформировать еще одну армию — а все это будет, — то высокое, можно сказать, героическое напряжение сил — а на это люди пойдут — приведет к желаемым результатам…
Не благодушно, не в утешение Ленину, а по душе Фрунзе ответил:
— С фронтом, с обстановкой знаком в самых общих чертах, но вот хочется мне твердо сказать: Врангеля побьем, Владимир Ильич.
Ильич быстро придвинулся.
— Насовсем?
— Именно так.
— До зимы? — Ильич придвинулся еще ближе.
— До белых мух, как говорят в Иванове, — ответил Фрунзе. — Мною для этого будет сделано все, что в силах человеческих. Абсолютно все.
— Очень рад вашей уверенности, но только не нужно чрезмерного оптимизма, — проговорил Владимир Ильич. И вдруг его глаза залукавились. — Я слышал, царские генералы после разгрома Колчака — высокого мнения о Фрунзе, считают вас старым генералом. Один из них утверждает совершенно серьезно, что Фрунзе учился в царской военной академии, генерал даже помнит это! — Владимир Ильич радостно расхохотался.
— Увы, не пришлось! — Фрунзе глубоко вздохнул и начал тереть глаза.
— Ага! Значит, не я, а вы устали!
Зазвонил телефон. Фрунзе решил, что звонит, наверно, Надежда Константиновна. Владимир Ильич поспешно взял трубку.
— Как, уже три часа ночи? Невероятно! Иду! Вот уже иду! — Повернулся к Фрунзе: — Большущее вам спасибо, Михаил Васильевич! Славно мы с вами попировали. А сейчас немедленно на боковую — спать, спать, высыпайтесь как следует. Извините, что задержал вас до петухов. И помните, что в обиду вас не дадим никому. Перед отъездом на фронт непременно заходите, милости просим… В гостинице у вас не сыро?