Особенно много появилось ловчил. Офицеры внезапно заболевают, стараются прилепиться к тыловым частям. По Перекопскому уезду мотается с отрядом штабс-капитан Кадилов — устроился! Загоняет в армию «хлопцев», называет свою работу «охотой за ведьмами» и посмеивается: «Кой черт мне на фронте большевистскую пулю искать!»
А на фронте офицеры раздевают пленных, запасаются имуществом и драгоценностями, картежничают. Самогон течет рекой. Упиваются самогоном, упиваются и грязными рассказами на «брехаловках», ржут, как жеребцы. Словом, действительно сброд, как говорят большевики… Оказывается, что и сам Врангель не чист: взял из бывших императорских подвалов вина на три миллиона рублей.
Всем наплевать, кто и что будет: монарх, черт, Врангель или Кривошеин. Как-то Шкуро сказал великому князю Дмитрию, участнику убийства Гришки Распутина: «Хочешь, Митька, я тебя царем сделаю?»
У добровольцев спайка, как в шайке. Сами над собой смеются: «Война, говорят, до победы, грабеж — до конца!» Золотой цвет армии — корниловские первопоходники. А кто они? Мальчики с пустыми глазами, с пустой душой, но с оружием. Оружие для такого — инструмент на кровавой пашне, а кровь для такого — деньги. Другого дохода, другой специальности он не знает.
Что же дальше?
Рота Олега работала по обе стороны Турецкого вала, строила укрепления на участке от Сиваша до чумацкого шляха. Вместе с Кадиловым Олег приехал сюда еще в апреле. Теперь он сидел в крохотной палатке-шалашике на самом валу, прятался от губительного солнца.
Изредка вылезая из палатки, Олег смотрел в бинокль. Под палящим солнцем на тонущем в белом мареве высоком валу, в душном рву, заросшем колючками, и на равнине копошились грязные, заволоченные пылью, обожженные солдаты. Одни тащили к блиндажу железную балку, как муравьи, мелко перебирали ногами, другие закапывали перед рвом в твердую землю суковатые колья, разматывали колючую проволоку и тянули ее на одиннадцать верст — от сивашской до черноморской воды. Неровные ряды кольев и тонкая паутина таяли вдалеке в синеве.
Жаркий воздух струился, дрожал, необыкновенно густой и синий. На горизонте вдруг возникла длинная голубоватая полоса, какое-то мелкое озеро. В воде стояли белые хатки, тополя. Воздух над ними чистый, беловатый, а синяя вода с белесым оттенком. Там такое счастье, такая прохладная тень и синяя влага… Но это степной обман. Нет ни озера, ни тополей — это мираж, воздух играет. Синяя полоска воды на глазах становилась короче и уже. Вскоре все исчезло, хатки и тополя будто завалились за горизонт, вода будто впиталась в сухую, раскаленную землю. Олег грустно усмехнулся: вот так исчезают и иллюзии!
К чему укрепления, двутавровые балки, вполне пригодные для мостов; зачем разбирать крестьянские хаты и строить блиндажи, землянки, орудийные и пулеметные позиции? Над планами фортификаций трудился сонм иностранцев: Сеймур, Гоп, Перси, Мак-Малей, Кейз, Манжен. Работами руководил французский генерал Фок. И все это, чувствовал Олег, ни к чему, все попусту. Вал никому ни в чем не поможет.
Весной Олег, как и все, надеялся, что новый вождь выведет из мышеловки, откроет какую-то перспективу. Но Врангель просто пошел в наступление. Ну, заняли Таврию Северную, уперлись в Днепр, а дальше что?..
На южном склоне вала выложено белыми камешками: «Перекоп — ключ к Москве». Но до Москвы — как до звезд. Ощущение мышеловки и теперь не кончилось. Силой, войной, очевидно, не выйдешь из мышеловки. А выйдешь, в конце концов попадешь в степи под дубинку красных и — каюк. Очень простые соображения…
Думая о том, как он уже тысячу раз обманывался в своих ожиданиях и как он бессилен со своими соображениями, рассуждениями и прогнозами, Олег приходил в ярость. Успокоившись, снова принимался размышлять и безотчетно разжигал себя. Главный вопрос: «Что же дальше?» — как камень, голове тяжело. Нет, лучше не думать об этом… Олег отдал вестовому бинокль и велел подать бриться. Чтобы не думать, стал в складном зеркале изучать свое худое бледно-смуглое лицо, мрачные, запавшие глаза.
Бреясь, Олег косился на степь и, лишь бы не молчать — молчание ведет к думам, — говорил вестовому:
— На том кургане был за́мок. Конечно, неприступный. А вот тут — ворота, крепость Ферх-Кермен, потом Ор-Капу, потом по-русски — Перекоп. На воротах была из глины сова. Через этот ров был мост на цепях. А во рву полно воды, янычары сторожили. Пушки отсюда, как и сейчас, смотрели вон туда. По этому шляху шли торговые караваны. Верблюды с огромными вьюками, арбы на огромных колесах. Тащились в Кафу, то есть в Феодосию. Посольские караваны стояли перед мостом. По шляху гнали пленников. На валу, во рву они в цепях работали, под нагайками… Черт-те что вынесет человек!