— Вероятно, они похожи на цыган?
— Нет, только не в тех местах. Медники, цыгане и просто бродяга держатся поближе к дорогам и стараются не уходить далеко от жилья.
— Замечательно, но я ничего не понимаю. Я видел детей сегодня днем. Как вы и рассказывали, они прошли мимо, не останавливаясь. Так что в любом случае глаз на стене больше не будет.
— Нет, но я все-таки подстерегу их у ворот в ближайшие дни и в конце концов узнаю, кто же этот художник.
На следующее утро, когда Воган прогуливался по своему обычному маршруту от газона до заднего фасада дома, у ворот он обнаружил Дайсона, поджидающего его с величайшим нетерпением, тот был так возбужден, что жестикулировал ему с какой-то отчаянной решимостью.
— Что там? — спросил Воган. — Опять кремни?
— Нет, но посмотрите, посмотрите на стену. Туда, неужели не видите?
— Еще один глаз! — воскликнул Воган.
— Точно. Нарисованный, как вы можете заметить, на небольшом расстоянии от первого, почти на том же самом уровне, разве только чуть пониже.
— Кто, черт возьми, малюет эти рисунки? Дети это сделать не могли, прошлым вечером глаза здесь не было, а сегодня они еще не проходили. Что бы это значило?
— Думаю, за всем этим лежат козни самого дьявола! — сказал Дайсон. — И, конечно, невозможно противиться заключению, что эти инфернальные миндалевидные глаза нацарапаны тем же, кто выкладывал фигуры из кремневых наконечников, а уж отсюда можно сделать такие выводы, о которых лучше помалкивать. Да, что касается моей особы, то я беру свое воображение под строгий контроль, иначе все это сведет меня с ума.
— Воган, — продолжил он, как только они отвернулись от стены, — неужели вас не поразил один момент, весьма занимательный момент общности между фигурами из кремня и глазами на стене?
— И какой же? — спросил Воган. Его лицо накрыла тень ужаса, сковавшая естественные черты.
— А такой. Мы знаем, что знаки войска, чаши, пирамиды и полумесяца по всей видимости выполнены ночью. Предположительно наблюдаться они должны были ночью. Ну а теперь те же резоны приложим к глазам на стене.
— Я что-то не совсем понимаю сущность ваших предположений.
— О, да все же ясно. Ночи, с тех пор как я здесь, темные и облачные. Более того, эти нависающие деревья погружают стену в тень даже ясным вечером.
— Ну?
— И вот что меня поразило. Какой же остротой зрения они, кем бы они ни являлись, должны обладать, чтобы выложить в сложную фигуру небольшие камешки, затем нарисовать глаза, и не допустить при этом ни единого промаха, и все это в кромешной темноте!
— Я читал о людях, брошенных в темницу на долгие годы, которые были способны вполне сносно видеть в темноте, — возразил Воган.
— Да, — сказал Дайсон. — Вы читали об аббате в «Графе Монте-Кристо». Но это уж слишком необычный персонаж для сравнения.
— Вы знаете того старика, что раскланялся с вами? — спросил Дайсон, как только они свернули с тропинки к дому.
— Да, это Трэвор, хотя он далеко не старик. Но выглядит он, вы правы, старым, бедным и разбитым.
— И кто таков этот Трэвор?
— Неужели не помните? Я рассказывал вам одну историю в тот день, когда приехал в Лондон, о девочке по имени Анни Трэвор, которая бесследно исчезла около пяти недель назад. Так вот, этот старик — ее отец.
— Да-да, кажется, вспоминаю. По правде говоря, эта история полностью вылетела у меня из головы. И что, до сих пор о девочке ничего не слышно?
— Ничегошеньки. Полиция бессильна.
— Боюсь, я не уделил должного внимания деталям вашего рассказа. Так какой же дорогой шла девочка?
— Ее путь пролегал прямо через эти дикие холмы, что начинаются сразу за домом, до этой дороги отсюда примерно две мили.
— Это не рядом с той деревушкой, которую мы вчера видели?
— Вы подразумеваете Кросицелью, откуда пришли дети? Нет, нет, то место находится дальше к северу.
— Н-да, туда я еще не ходил.
Они вошли в дом, и Дайсон заперся в своей комнате, чтобы погрузиться в прихотливый мир собственных мыслей, но то уже были не чистые фантазии — тень растущего подозрения обитала в них, смутная, пока еще иллюзорная, без определенных форм, и тем не менее — неотвязная. Он сидел у открытого окна и смотрел в долину, и видел, словно на картине, извилистый путь ручья, серый мост и огромные горы, вздымающиеся вдали, — все замерло: без дыхания ветра в таинственном поклоне застыли леса, вечернее солнце безмятежно пылало на папоротниках, а далеко внизу набирал силу слабый еще молочно-белый туман и начинал клубиться над водой. День незаметно темнел, огромный вал гор уже смутно вырисовывался вдали, краски леса потускнели, и захватившая Дайсона фантазия уже не казалась абсолютно невозможной. Остаток вечера он провел в грезах, едва ли слушая то, что говорил Воган, потом взял в холле свечу, подошел к приятелю и после некоторой паузы пожелал ему спокойной ночи.