— Я хочу хорошенько выспаться, — сказал он, — у меня есть небольшая работа на завтра.
— Вы имеете в виду свои писания?
— Нет, я собираюсь найти чашу.
— Чашу?! Если вы говорите о моей чаше для пунша, то она в полной безопасности и находится в сундуке.
— Меня не интересуют чаша для пунша. Могу поручиться за то, что вашей чаше ничто не угрожаю и не угрожает. Нет, я не стану досаждать вам предположениями. В любом случае вскоре у нас будет нечто куда более прочное, чем просто догадки. Спокойной ночи, Воган.
На следующее утро Дайсон вышел в путь сразу после завтрака. Он выбрал ту же дорожку у садовой ограды и, минуя ворота, заметил, что с кирпичей на него глядят уже восемь жутких миндалевидных глаз.
— Еще шесть дней, — сказал он сам себе, но стоило ему подумать о том, что побудило его отправиться в путь, как он сразу съежился и почувствовал внутреннее неприятие того, что сам же придумал накануне, — столь невероятны, несмотря на его твердую убежденность, были эти догадки.
Дайсон продрался сквозь густую тень леса, вышел на голый скользкий травянистый склон и стал карабкаться выше и выше, держа направление на север согласно ориентирам, полученным от Вогана. Он ушел недалеко, но ему вдруг почудилось, что он навсегда оторвался от мира людей, лишился привычного окружения; теперь он видел только правый край сада, да робкий дымок, поднимавшийся, подобно колонне, от той самой деревеньки, из которой по дорожке Вогана ходили в школу шестеро детей, — и это был единственный признак жизни, так как густые леса затенили, почти поглотили старый дом приятеля. Добравшись до вершины холма, Дайсон впервые почувствовал нетронутую дикость этих мест; вокруг ничего — только серое низкое небо, такие же сероватые холмы, огромное плоскогорье, казалось, уходящее в бесконечность, да слабое мерцание голубых вершин дальних гор на севере. Наконец он вышел на дорожку, едва различимую на голом хребте, и, вспомнив описание, данное ему Воганом, решил, что это и есть та самая тропка, на которой потерялась Анни Трэвор. Он проследовал дальше по предполагаемому маршруту девочки, скользнул взглядом по большим глыбам известняка, словно выросшим из дерна, угрюмым и даже отвратительным, как если бы они были частями языческих идолов с берегов южных морей, и неожиданно остановился в сильном изумлении, хотя увидел как раз то, что искал. Дайсон стоял на вершине отлого спускавшегося холма и смотрел вниз, на круглую арену в центре чего-то, напоминающего древний римский цирк в обрамлении неуклюжих глыб известняка, похожих на останки разрушенных стен. Внимательно осмотрев это странное место, он запомнил расположение камней, после чего повернулся и зашагал в направлении дома Вогана.
— Любопытно, — ворчал он себе под нос, — более чем любопытно. Чаша найдена, но где же пирамида?
— Дорогой мой Воган, — сказал он, вернувшись домой, — смею вас уведомить в том, что я нашел чашу, но к настоящему моменту это и все мои новости. Впереди нас ждут шесть дней абсолютного бездействия.
— Я только что обошел сад, — сказал Воган как-то утром. — Я считал эти жуткие глаза и обнаружил, что их уже четырнадцать. Черт возьми, Дайсон, скажите мне, что все это значит?
— Сожалею, но пока не стоит и пытаться что-либо объяснять. Сейчас можно только строить предположения, а догадки, не подкрепленные фактами, я всегда предпочитал держать при себе. Кроме предугадывания будущего все остальные домыслы не стоят ничего. Вспомните, я говорил вам, что у нас впереди шесть дней полного бездействия. Замечательно. Сегодня как раз шестой, последний день ожидания. Сегодня вечером я предлагаю выйти на прогулку.
— Прогулку! И это все, что вы собираетесь предпринять?
— А что, она может преподнести нам весьма любопытные сюрпризы. Короче говоря, мне бы хотелось, чтобы вы отправились вместе со мной в горы сегодня вечером около девяти часов. Возможно, мы будем отсутствовать всю ночь, так что одевайтесь теплее и возьмите с собой немного горячительного.
— Шутите? — спросил Воган, изумленный странным поведением приятеля.
— Нет, нисколько. Если я не ошибаюсь, мы с вами идем за весьма серьезным объяснением вашей загадки. Надеюсь, вы пойдете со мной?
— Не сомневайтесь. И какой же дорогой вы хотите идти?
— Той самой, которой, по вашему рассказу, должна была идти Анни Трэвор.