Дальнейшие события приобрели на некоторое время характер политического спора между Зевсом, который упорно преследовал людей, требуя от них постоянных проявлений подобострастия и демонстрируя упреждающую волю властителя гигантской державы, и Прометеем, увлеченным развитием этой новой породы существ, их грандиозными успехами и считавшим опасения Олимпийца излишним опекунством. Прометею, в конце концов, известно было, чего на самом деле следовало бояться Зевсу, и это было не совершенство человека и не стремление его избавиться от власти богов. Зевсу угрожала всего-навсего вероятная связь с дочерью морского бога Нерея Фетидой и в этой связи рожденное дитя, которое по предсказанию должно было превзойти своего отца. Пока шла тяжба, Прометей придерживал секрет, а позднее, когда Зевс убедился, что люди в целом, при всей их одаренности, племя послушное, не нуждающееся даже в постоянном надзоре, перестал лупить их молниями и стирать с лица земли, титан открыл ему тайну. Фетиду выдали за смертного, и плодом этого союза стал всего лишь герой Ахиллес. Власть Олимпа была спасена, можно было бы забыть обо всей этой истории, если бы не новая забота.
Инициатива Прометея в конце концов напомнила богам еще и о чрезвычайно разросшейся иерархии небесных наместников, которых требовал все более усложняющийся мир. Их производство никогда не прекращалось и, как мы уже заметили, часто шло с опережением. Постепенно праздные духи находили себе применение, иногда вступали друг с другом в спор из-за слишком сблизившихся, переходящих одна в другую сфер влияния, и все это устраивалось само собой, главным богам не было нужды не только вмешиваться, а даже знать об этих частных случаях вселенского кроссворда. Но со временем серьезную путаницу стал вносить человек. Во-первых, он захотел, чтобы отдельный дух встал за каждым деревом, у каждой поляны и лужи. Так, примерно, и было предусмотрено. Эти третьестепенные силы, контролировавшие различные стороны живой и мертвой природы, действовали на периферии общего энергетического поля, знали свое место, олимпийцам на глаза не лезли. Теперь же, вдохновленные вниманием к себе, они являлись в идиотском костюмированном виде и называли себя богами. Сделать все эти наяды, куреты, тельхины и сатиры могли не так уж много, но в пределах своих, сверхъестественных все же, возможностей производили много шуму, мороча людям головы.
Во-вторых, человек начал создавать какие-то собственные общественно-метафизические конструкции, которые, с его неофитской точки зрения, тоже нуждались в высшем покровительстве, хотя не всегда его заслуживали. Надо было вникать в петиции, опасно приближаться к суматошному вещному миру.
Кроме того, теперь нужно было время от времени выпускать в мир дополнительные силы уже не по собственной инициативе, а в ответ на уродливые отклонения человека от оси равновесия. Он, и вообще-то тяготевший к однобокости, культивировал в себе на первых порах оголтелое самодовольство. И в целом доброжелательно настроенным божествам приходилось с помощью особых комбинаций производить чисто отрицательные сущности, которые, в свою очередь, требовали немедленных позитивных двойников, потому что эти низкие злобные духи отличались большой вздорностью. В один из острых моментов тяжбы с Прометеем, например, Зевс вынужден был сотворить девицу Пандору. Вопреки предостережениям Прометея, без конца внушавшего своему увальню брату, с которым они, видимо, вместе занимались устроением людских дел, что не следует принимать подарки от богов, Зевс подсунул Эпиметею красавицу, снабдив ее в приданое сундуком со всякими несчастьями. Это были мрачные, разрушительные духи, принесшие людям множество страданий.
Но за этими мелкими осложнениями постепенно вырисовывалась главная беда. Затруднив человеку путь к постижению основополагающего принципа иерархии мировых сил, боги оставили ему лишь смутное предчувствие некоего высшего порядка в небесах, а эта слабая путеводная нить то и дело выскальзывала из грубоватых рук, пытавшихся привязать ее к какому-то зримому подобию здесь, на Земле — скажем, к идее общей целесообразности. Среди вариантов, поспешно бравшихся в оборот и неизменно приводивших к провалу, предлагались возраст и родительская власть, физическая сила, мудрость или хитрость, дар предвидения или иные специфические таланты. Но ничему нельзя было отдать предпочтения, так как неуверенность начиналась с самого простого вопроса о преимуществах пола. И исправить уже ничего не удавалось, потому что между небом и землей внезапно грянула немота. Не действовал и метод наказаний и поощрений, связь была настолько несовершенной (прямой-то она, собственно, никогда и не была), что спорадические указания свыше воспринимались людьми, как чудо, и не несли в себе никакой закономерности.