Длинный стол, сколоченный прямо на улице напротив дома зоотехника, был заставлен аппетитно дымящимися горшками с супом, кашей, отварной картошкой. Разномастные глиняные блюда с пирогами, соленьями, маринованными грибами, солёным и копчёным салом, толстыми ломтями ещё тёплого, только испечённого хлеба теснились с горшочками с мёдом, вареньем, кувшинами с квасом и брагой. Особым украшением стола по личному разрешению товарища Осипова стали две пузатые бутыли желтоватого самогона. Гостей зазывать не пришлось, почти вся деревня собралась. Не пришли только те, кто новую власть не жаловал и не желал с председателем за один стол садиться. Ну и бабка Акимовна, не простившая Советам снос церковного купола с крестом и арест батюшки. Церковь, конечно, жалко: знатная была, богомольцы издалека приходили. Зато в церковном подвале позапрошлой, небывало студёной зимой удалось семенной картофель сохранить.
В окне дома зоотехника торчит отполированная до блеска труба патефона, на полдеревни разносится мощный голос Лидии Руслановой. Жуков – большой любитель музыки и песни, из города всегда пластинки привозит, по вечерам часто патефон в окно выставляет. Новоиспечённый папаша сияет, почище чем патефонная труба. Ещё бы, давно девчонок хотел, да всё мальчишки получались, а тут сразу двойня. Братья новорождённых вокруг вертятся, то одно, то другое со стола стащат. За стол к взрослым их не пускают. Старшему из братьев уже одиннадцать, растёт разбойником, и младшие за ним тянутся. По осени картошку на колхозном поле подкапывают, яблоки в колхозном саду воруют.
Фруктовый сад – гордость колхоза. Приехавший из города молодой агроном, ученик самого академика Мичурина, вывел сорт яблок, который и заморозков не боится, и почти до весны лежит, не портится. Про него, агронома, даже в газете «Правда» писали. Председатель, когда про воровство яблок узнал, собрал общий сход и, высмотрев старшего сына зоотехника, пытающегося спрятаться за широкой мамкиной спиной, пообещал самолично отрубить уши своей наградной шашкой, подаренной товарищем Будённым, любому, кто ещё раз на колхозный урожай посягнёт.
Катька, жена зоотехника, вынесла на крыльцо и предъявила обществу новорождённых. Горластые девки такой рёв подняли, что патефона не слышно стало. На дальнем конце стола деревенская сплетница Анка, по прозвищу Крапива, громким шёпотом вещала, что девки не от зоотехника. Она, мол, точно знает, Катька их в городе нагуляла, когда на рынок торговать ездила. Анка хотела ещё что-то добавить, но тракторист Митрич на неё цыкнул, чтобы язык попусту не распускала.
Новорождённых унесли в дом, Жуков поставил другую пластинку. Над притихшим столом зазвучал голос незнакомой певицы. Не столь громкий, как у Руслановой, но такой задушевный, что некоторые гости даже слезу пустили. И не только бабы. Правда, к тому времени бутыли с самогоном почти опустели, так что голос ли был тому причиной – ещё вопрос.
Жуков объяснил, что певицу эту новую зовут Клавдия Шульженко и музыкальные критики прочат ей большое будущее. А дочерей своих новорождённых он назвал Лидией и Клавдией – понятно, в честь кого. Остатки самогона дружно подняли за счастливую судьбу дочерей зоотехника, которые непременно станут знаменитыми певицами.
– С такими-то глотками как не стать, – прошипела Анка Крапива.
А бабка Акимовна крестилась на образа и просила Господа поскорей забрать новорождённых к себе. Потому что какая может быть счастливая судьба у некрещёных?
Глава 2
«На днях состоялось совместное открытое партийное собрание коллективов скорой медицинской помощи и больницы скорой помощи. На собрании обсуждалось поведение заведующего кардиологическим отделением, коммуниста Габринского. Были рассмотрены факты, свидетельствующие о том, что Габринский позволяет себе в служебное время уединяться в своём кабинете со старшей медицинской сестрой. Подобное поведение не соответствует моральному облику строителя коммунизма и вызывает серьёзные опасения относительно его отношения к служебной дисциплине. Партийное собрание пришло к выводу, что подобные действия недопустимы и могут привести к подрыву авторитета партии».
Домой, в их с Оксаной небольшую, но уютную семейную комнату в малосемейном общежитии станции скорой медицинской помощи, доктор Андрей Сергеев вернулся в десятом часу вечера. Усталый, голодный и злой. Открытое партийное собрание с повесткой «Моральный облик коммуниста Габринского» затянулось. Кандидат медицинских наук Лев Габринский, конечно, известный бабник, но обсуждать в течение четырёх часов на основании поступившей в партком анонимки его «шашни» со старшей медсестрой – это явный перегиб и отклонение от генеральной линии партии, на что указал членам партбюро бывший главный врач больницы, а ныне почётный пенсионер Владимир Иванович Капинос.