Она взглянула на дверь. Из коридора доносились смех и приглушенные возгласы.
«Слуги совсем распустились, — подумала она, вставая с кровати. — Все пользуются моей болезнью и отсутствием Марио. Ведь целую жизнь провели тут, могли бы честно выполнять свои обязанности, отвечать за собственную работу теперь, когда я не в силах уследить за ними. Ничего подобного — стоит отпустить вожжи, как сразу же начинают бесцельно шататься по комнатам».
Надо попросить Марио и Арианну переехать жить сюда, в этот дом, ставший эмблемой семьи Россоманни. К тому же она хочет видеть, как растет ее внук. Она ждала его с таким нетерпением!
Маркиза позвонила. Появилась Миранда.
— Помоги-ка побыстрее одеться. Мне надо поговорить с сыном. Где он?
— С бароном Берлинджери в кабинете. Скоро, сказал он, придет приветствовать вас.
— Хорошо, в таком случае поторопимся.
Она села перед зеркалом. Миранда взяла щетку.
— Нет, потом причешешь. Сначала займись лицом. Не хочу пугать своего сына.
— Ну что вы, синьора! Вы совсем неплохо выглядите. Просто немного бледнее обычного. Но вам же нездоровится…
— Я еще не ослепла, Миранда, поэтому не рассказывай мне басни. Вот и вчера ты сказала мне неправду.
— Неправду? Не понимаю!
— Это ты вызвала моего сына, верно?
— Он приехал потому, что ему нужно закончить какие-то расчеты с бароном.
— Моему сыну незачем ехать сюда из-за таких пустяков. Барон сам навещает его на Тремити.
Миранда промолчала. Она отлично знала: не стоит продолжать этот разговор, маркиза рассердится еще больше.
— Ну так что, выходит, ты солгала мне?
— Кто солгал моей замечательной маме?
Вошел Марио. У маркизы сердце словно оборвалось. Теперь она почему-то каждый раз волновалась, когда видела сына. Да, что ни говори, она действительно постарела.
— Ты с Мирандой, — ответила она, подставляя ему щеку.
— Мы с Мирандой? — переспросил Марио, бросая на горничную выразительный взгляд. — Ничего подобного!
— Почему ты приехал один? Почему не взял с собой жену и моего внука?
— Дарио еще не совсем оправился после болезни и путешествие ему не на пользу, Арианна осталась с ним.
— Все равно, мне не нравится, что ты оставляешь свою жену на острове одну, без охраны.
— Но никакой опасности для нее нет, она выросла на зтом острове, знает там каждого жителя, и все ее любят.
— Но я опасаюсь вовсе не местных жителей.
— Там еще есть солдаты, гарнизон.
— Да, знаю. Бурбонский гарнизон. Но разве можно на него положиться? Нет, конечно! Нужно иметь свою охрану, преданную тебе и твоей семье, запомни это.
Марио согласился, что мать права.
— Сейчас вернусь на Тремити и завтра же привезу их сюда. Море спокойное, воспользуюсь погодой.
— И правильно сделаешь. Хочу предупредить: Граффенберг вернулась в Неаполь.
— Боже милостивый! Но откуда вам удается все так быстро узнать, даже теперь, когда вы больны?
— Вернулась Граффенберг, — настойчиво повторила мать.
— Ну так что? Она вам больше не нравится? А когда-то души в ней не чаяли.
— Твоя ирония неуместна. Побереги свою жену и сына. Я хочу, чтобы они переехали сюда, в мой дом. Тут надежное место.
— Но почему вас беспокоит Граффенберг? — поинтересовался Марио.
Он тоже вдруг встревожился, понял, как легкомысленно было оставлять жену одну на Тремити. Граффенберг не сдалась. Теперь обстоятельства складывались в ее пользу. Она вернулась ко двору и горит желанием отомстить.
— Потому что она ранена, — ответила мать. — Есть такой тип женщин: если их ранить, они превращаются в волчиц. И Граффенберг сейчас — волчица; Она не успокоится, пока не вонзит клыки в подходящую жертву.
— Прибыл монсиньор Дзола, — доложил вошедший слуга. Марио подумал, что Джузеппе постарел, но по-прежнему остается верным маркизе.
— Ну что, ты закончила прическу? — обратилась маркиза к Миранде. Та кивнула. — Тогда, Джузеппе, пригласи монсиньора в гостиную, а ты, Марио, проводи меня.
Падре Арнальдо поцеловал маркизе руку.
— Вот уж подарок, какого я никак не ожидала от вас, монсиньор Дзола, — сказала маркиза, улыбаясь.
— Значит, вы плохо знаете меня, дорогая маркиза. Мне удалось удивить вас, и я очень рад этому.
— Подарок, в сущности, вы сделали и себе, если не ошибаюсь?
— Вот теперь узнаю вас. Это верно, подарок я сделал и себе. Рад случаю снова приехать сюда, обнять малыша и наших детей. Как поживаешь, Марио? Как Арианна и малыш? Они здесь? Могу порадоваться им?
— Чуть позже, падре. Арианна с сыном осталась на Тремити. Мы отправимся туда после обеда. Поедете со мной?
— Конечно, поеду. Жду не дождусь возможности повидать ее.
— Ладно, Марио, довольно об этом. Оставь меня с монсиньором Дзолой. Нам надо поговорить.
— Так как же вы себя чувствуете, маркиза? — спросил падре Арнальдо, усаживаясь напротив нее. — Как ваше здоровье? Я очень встревожился.
— Я вовсе не намерена умирать, сейчас во всяком случае. Хочу еще немного порадоваться своему внуку. Дети — подходящая компания в столь преклонном возрасте.
— Вам хочется пожаловаться, маркиза. Это не в вашем характере.
— Нет, монсиньор, я никогда не жалуюсь. Но когда заболеваешь, люди начинают обращаться с тобой как с ребенком, говорят неправду, улыбаются, во всем соглашаются, лучше тебя знают, что тебе на пользу, а что нет. Пользуются твоей слабостью, становятся тиранами, и ты вынужден подчиниться, ты зависишь от их тирании.
— Не могу поверить, маркиза. Не думаю, что может найтись человек, способный повелевать вами.
— Ну есть ведь разные способы заставить повиноваться. А что делают мои слуги» например? Я кричу больше чем когда-либо, а они? Они говорят «да», улыбаются, «конечно, маркиза», «как прикажете, маркиза», а потом поступают, как хотят. Вот вам и тирания. Сказали бы «нет», «не согласны», я могла бы, по крайней мере, метать громы и молнии. Эх, дорогой монсиньор, старость похожа на город без крепостных стен.
— Что ж, приходится смириться. Старость никого не минует, к несчастью.
— Ладно, поговорим о другом. Отпустите мне грехи, монсиньор. Мне не в чем исповедоваться перед вами, вы все знаете обо мне. Надеюсь, хоть за что-то вы простили меня, хотя бы за какую-то малость.
— Не по-христиански, маркиза, прощать малыми дозами. Прощение нужно даровать единожды и во всех грехах. Или в нем отказывают, или даруют сполна.
— Вы не ответили мне.
— Маркиза, я священник. Как я могу отказать вам в прощении?
— Но меня интересует именно ваше, человеческое прощение. Я получила его? Могу я спокойно умереть?
— Да как же иначе? Я не мог не простить вас и должен был отпустить грехи и себе, потому что был виноват в равной степени с вами. Вы приняли Арианну в сердце свое, и я просил прощения у Господа за нас обоих.
Ох и трудный человек этот падре Арнальдо, подумалось маркизе. Он никогда не отвечал на ее вопросы прямо, ни на пядь не впускал ее к себе в душу. Выходит, не допусти она Арианну в свое сердце, он и на могилу к ней явился бы с назиданием. Но придется признать: он прав.
— Теперь, когда наши дети счастливы, живут вместе, — продолжила маркиза, — я чувствую себя в мире со всеми. К тому же Арианна и мой сын подарили мне прекрасного внука.
— И в конце концов доказали, что правы были они. Они следовали зову сердца, а мы — холодному расчету.
— Но у нас есть оправдание, — сказала маркиза, поднимаясь. — Мы действовали в духе своего времени, мы совершали добрые дела, но также строили гильотины, были такими же слепыми сеятелями смерти, как наши отцы, хоть и гордились светом разума. А теперь, как видно, все изменилось. Дайте мне вашу руку, монсиньор. Все изменилось, говорю я, теперь в моде чувства, люди охотнее прислушиваются к голосу сердца, как справедливо говорите вы. Словом, надеюсь, мы чему-то научились на наших ошибках.