— Падре, еще нужны бинты и лекарства…
— А что с ней?
— У нее рана на голове и сломана рука, — Сальваторе кое-что утаил, чтобы не слишком расстраивать его.
Падре Арнальдо схватился за голову:
— Тогда я вряд ли помогу. Тут нужен фра Кристофоро… и фра Дженнаро… Подожди, я позову их.
— Но, падре, прошу вас! У нас нет времени. Если Арианна очнется, она умрет от страха. Вернемся за ними потом. А сейчас нужно бежать туда.
— Ты прав, идем!
Сальваторе и священник устремились в подземелье.
Когда прибежали к Арианне, свеча уже погасла. Тишина стояла абсолютная. Сальваторе бросился к девушке, она все еще была без сознания. Падре взял ее руку.
— Боже, какая ледяная, и лоб такой холодный… Господи! Прошу Тебя, пощади ее! — прошептал он, закрыв лицо руками.
Сальваторе послушал, бьется ли сердце у Арианны:
— Прошу вас, падре, не отчаивайтесь! Она жива!
— Но что же нам теперь делать? Куда же отнести ее?
Сальваторе с удивлением смотрел на священника. Как странно! Он не узнавал его. Тот слыл человеком спокойным, собранным, умевшим быстро разрешить любую проблему. Даже самую сложную. А тут паникует, как простой смертный, ужасаясь, что Арианна умрет.
— Падре, — сказал Сальваторе, — я думаю, никуда переносить не нужно. Она должна оставаться тут, хотя бы какое-то время. У нас нет иного выхода.
— Но здесь адский холод! А она в таком состоянии… Без помощи врача умрет!
— Вы правы. Давайте принесем еще одеял, попросим монахов помочь, но наверх нести нельзя. Ведь ее хотели убить. К тому же один покойник уже есть… Завтра всех поднимут на ноги, нас будут искать. И меня в первую очередь.
— Да, да, завтра. А кто же покойник? — забеспокоился падре. — Где он?
— Остался в бухте Тонда. Завтра найдут, если уже не нашли.
— И кто это?
— Точно не знаю, но… Всё произошло так быстро. Их было трое, переодеты монахами. Двое убежали, а третий, столкнувший вниз Арианну, мне показалось, это лейтенант…
— Лейтенант Бандинелли?
— Да, он. Утром его найдут и примутся искать меня и Арианну. Возможно, придут с обыском и к вам. Или во всяком случае станут расспрашивать. Если меня найдут, то повесят. Тотчас соберут трибунал и повесят. А что будет с Арианной?
— Успокойся. Но ты прав, сын мой. Для начала надо разобраться, что к чему, и посмотреть, как будут развиваться события. Вы с ней, конечно, должны оставаться тут. Однако ее надо осмотреть, выяснить, какие у нее раны.
Сальваторе поднял лампу, получше освещая девушку. Падре откинул одеяло и увидел: левая рука опухла, вздулись плечо и правая нога.
— Но почему она так долго без сознания? — забеспокоился священник.
— Наверное, ударилась головой…
— О Боже мой! — простонал падре Арнальдо. Он приподнял девушку и обнаружил кровь на волосах. — Вот где самая серьезная рана. Она ударилась головой, ты прав. Рука переломлена, нога сломана и еще… гематома на затылке… Это очень опасно. Нужно найти врача, отыскать специалиста…
— Пойду позову фра Кристофоро, — предложил Сальваторе. — Он сумеет вылечить ее. Он всех может вылечить своими травами. Сейчас сбегаю за ним.
— Нет, — решительно возразил священник. — Ты останешься с ней. Я пойду.
— Но падре…
— Я сам пойду. Дорогу я уже знаю. А ты побудь с ней, а то кто-нибудь еще увидит тебя. Осторожность не помешает.
Падре Арнальдо взял лампу и поспешно скрылся в темноте. Сальваторе опустился на землю, обхватил голову руками и задумался. Как неожиданно может измениться вся жизнь! Несчастья так и подстерегают на каждом шагу. Убил человека! И сам до сих пор не может поверить в это.
Арианна с трудом открыла глаза. Что это?
Над ней склонились фра Кристофоро и фра Дженнаро, держат в руках бинты, ножницы, какие-то флакончики. Но может, ей только кажется, она плохо различает их, видит словно сквозь туман. Одно несомненно — они что-то проделывают с нею. Девушка попробовала шевельнуться, но чья-то крепкая рука сразу остановила ее. Монахи улыбались ей и что-то говорили, но голоса их звучали слишком тихо, и она не разбирала слов. Видела, что губы их шевелятся, и чувствовала, как они с силой давят на плечо, прямо-таки ломают его.
Зачем же они это делают? Неужели хотят сломать? Боже, как хочется пить! Во рту все пересохло. Даже языком не шевельнуть. И как трудно дышать. С огромным усилием она произнесла лишь одно слово:
— Пить…
Но равнодушные монахи не обратили на это никакого внимания и продолжали что-то делать с нею, переговариваясь друг с другом, что-то передавая из рук в руки.
Боже, сколько бинтов! Испугавшись, она опять попросила воды. Нет, они не слышат! Она хочет понять, почему же они не отвечают. Неужели не слышат? Она ведь позвала их. Надо дотронуться до кого-нибудь. Она хотела двинуть рукой, но от резкой боли перехватило дыхание. Закрыла глаза и опять уплыла в небытие, из которого только что вернулась измученная, обессиленная.
Как она устала!
Когда вновь открыла глаза, обнаружила над собой распятие, а рядом Марту, фра Кристофоро, Сальваторе. Они о чем-то переговаривались, но она не слышала их. Громкий гул в ушах и сильный жар мучили ее. Тут Марта заметила отчаянный взгляд Арианны и, склонившись к ней, поцеловала девушку в лоб, в щеки и прошептала:
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
И она снова попросила:
— Пи-ить, пить, воды…
Марта отошла к монахам, сидевшим, как показалось девушке, за столом, и они тоже с тревогой посмотрели на нее. Марта вернулась с чашкой воды и платком. Омочила ей губы.
— Пить! — повторила Арианна. — Пи-ить!
Та что-то ответила, отрицательно покачав головой. Снова намочила в чашке платок и приложила его к губам, ко лбу, щекам.
Арианна возмутилась. Почему вдруг Марта, всегда такая добрая, покладистая, стала такой злой? Так хочется пить, а она только увлажняет ей лицо. Она отвернулась, и слезы ручьями потекли по ее щекам. Не было сил кричать и возмущаться, и вдруг она увидела свою руку — забинтована и поднята кверху, хотела пошевелить ею, но не смогла — рука была привязана. В отчаянии девушка посмотрела на тех, кто равнодушно разговаривал за столом.
Но нет, они вовсе не безразличны. Заметив ее движение, поспешили к ней. Она слегка приподняла голову и увидела, что одна нога стала огромной, столько на нее накрутили бинтов. Арианна не в силах была выговорить ни слова, чувствовала, что ее душат слезы, но сказать что-либо не могла, только смотрела широко раскрытыми глазами на ногу и руку. Наконец Марта поняла ее.
— Не беспокойся, дорогая, — сказала она. — Теперь уже лучше. Ты упала с утеса, сломала руку и ногу, но скоро поправишься. А сейчас поели еще.
Арианна слишком переутомилась. Закрыла в изнеможении глаза и затихла. Марта опять протерла ей лицо влажным платном. Ova сделается хромой, станет уродом, с ужасом подумала девушка. Марио не захочет даже смотреть на нее, не женится, и она навсегда останется на Тремити. Сойдет с ума. Потеряет рассудок, как Джо-ванна, дочь плотника.
Мать рассказывала ей, что в молодости Джованна отличалась редкостной красотой, особенно хороши были у нее волосы, за которыми она старательно ухаживала. Из-за своей красоты девушка отказывала всем, кто бы ни просил ее руки, — и местным парням, и морякам, бывавшим на острове. Она отвергала их, считая либо неподходящей для себя парой, либо недостаточно привлекательными, либо чересчур бедными. Джованна всё ждала совершенно необыкновенного жениха, который заберет ее с острова и привезет в столицу, где все смогут оценить ее красоту. Шли годы, но она не замечала этого, по-прежнему считая себя молодой и красивой. И потихоньку сошла с ума. Заперлась в своем доме и не разговаривала ни с кем, даже с отцом, отказывалась от еды.
Иногда девушка брала пищу только у нее, Арианны. Еще девочкой она приходила к ней и тихонько стучала в дверь:
— Джованна, это я, Арианна. Я принесла тебе кое-что вкусненькое.
Тогда Джованна приоткрывала дверь, смотрела на нее дикими глазами, торопливо выхватывала узелок с едой и опять закрывалась на все замки. Арианна успевала лишь заметить, что волосы у Джованны отрастали все длиннее, а сама она все худела и худела. Только глаза по-прежнему оставались огромными, горевшими безумием.