— Да, неслабо, — тихо проговорил он. — Я бы никогда так не смог.
— Просто удивительно, чему учат в Открытом университете, — Фин застенчиво пожал плечами. — По-моему, я оставил стакан внизу.
Но Артэр не тронулся с места. Он стоял и рассматривал остатки янтарной жидкости на дне стакана.
— Ты всегда был умнее меня, да, Фин? И отец это знал. Поэтому он тратил на тебя больше времени, чем на меня.
— Мы оба проводили много времени в той комнате внизу. Я многим обязан твоему отцу. Он тратил на занятия с нами все свободное время. Это было так великодушно!
Артэр склонил голову набок и наградил бывшего друга долгим, внимательным взглядом; это привело Фина в замешательство. Что же высматривает Артэр?
— Тебе это, по крайней мере, пригодилось, — сказал он наконец. — Ты выбрался с острова, поступил в университет. А я смог только попасть на работу в «Льюис Оффшор».
Тишину нарушали лишь щелчки клавиатуры Фионлаха. Он едва ли осознавал, что в комнате есть кто-то еще — ушел с головой в компьютер и интернет. Маршели крикнула снизу, что киш готов… И неловкая пауза закончилась. Артэр как будто встряхнулся.
— Давай-ка наполним твой стакан! Да и поесть тебе не помешает.
Когда они спустились, из дальнего конца холла раздался голос — слабый, дрожащий, старческий:
— Артэр… Артэр, это ты?
Тот закрыл глаза, глубоко вздохнул, на скулах у него заходили желваки.
— Уже иду, мама! — хозяин дома открыл глаза и прошептал: — Черт! Она всегда знает, что я дома!
Он проскочил мимо Фина и направился к комнате в конце коридора. Оставшись один, Фин зашел в гостиную за своим стаканом, затем направился на кухню. Маршели сидела у откидного столика. Она придвинула к нему три стула и расставила тарелки с картошкой и кишем.
— Он пошел к ней?
Фин кивнул. Он заметил, что женщина слегка подкрасила губы и глаза, а еще распустила волосы и причесалась. Маршели сразу стала выглядеть по-другому. Для комплимента этого было недостаточно, но не заметить изменений было нельзя. Хозяйка указала на стул напротив себя, и Фин сел.
— Ну, как поживаешь?
— Как видишь, — она устало улыбнулась и начала есть. — Артэра можно не ждать. Вероятно, он надолго.
Фин тоже принялся за еду. Маршели все смотрела на него.
— А ты как поживаешь?
Он пожал плечами:
— Могло быть и хуже.
Она грустно покачала головой.
— А ведь мы хотели изменить мир!
— Мир — как погода, Маршели: его нельзя изменить. И перекроить нельзя. Скорее он тебя перекроит.
— А ты все такой же философ, — внезапно женщина потянулась через стол и погладила его по щеке кончиками пальцев. — Ты все еще очень красивый.
Неожиданно для себя Фин покраснел и засмеялся, чтобы скрыть смущение.
— Это я должен делать тебе комплименты.
— Ты никогда не умел врать. И вообще, это ты всегда был красавчиком. Когда я увидела тебя в школе, в первый день, я подумала, что никогда таких красавчиков не видела. Почему, думаешь, я села рядом с тобой? Ты не представляешь, как мне все девочки завидовали!
Конечно, Фин не представлял. Он ни на кого, кроме Маршели, не обращал внимания.
— Если б я тогда знала, какой ты негодяй, нам обоим было бы гораздо проще.
Женщина положила в рот еще кусок киша и улыбнулась. Тот же изгиб уголков рта, который Фин так хорошо помнил, те же ямочки на щеках и хитринка в глазах…
— Я был прав, — сказал он. — Ты совсем не изменилась.
— Изменилась! И гораздо сильнее, чем кажется. Давай не будем об этом, — Маршели задумалась. — Я часто вспоминала о тебе. Думала, как ты живешь… Вспоминаешь ли меня…
— Я тоже вспоминал тебя, — Фин улыбнулся, склонив голову набок. — Я до сих пор храню твою записку. — Женщина нахмурилась: казалось, она не понимает, о чем речь. — Я получил ее перед праздником в честь окончания начальной школы. Ты подписалась «Девочка с фермы».
— О боже! — рука Маршели метнулась ко рту. Видимо, воспоминание все же вернулось из дальнего уголка памяти. — Ты все еще хранишь ее?..
— Она немного испачкалась и потерлась на сгибах, но я ее берег, как мог.
— Что ты берег? — Артэр вошел на кухню, тяжело опустился на стул и стал есть. Чувство общности между Маршели и Фином сразу исчезло. — Ну?
Фин собрался с духом, чтобы солгать.
— Фотографию седьмого класса начальной школы, — он поднял глаза и увидел, что Маршели не смотрит на него.
— Я помню ее, — сказал Артэр. — Она единственная, на которой меня нет. Я тогда болел.