– А ты можешь сказать о ней хоть что-нибудь определенное? – рассвирепела Джульет.
– Она любит поэзию Вордсворта, не слишком уверена в Блейке, но процитировала его бессмертное, что «король педераст».
– Она так сказала?! – не поверила Джульет.
– Мистер Блейк изрек это первым и, смею заметить, обладал преимуществом, зная, что это означает, – со смехом ответил Кэри. – Наша бедная кузина лишь повторила за ним. Что еще? Она предпочитает «Тома Джонса», «Молль Флендерс», обе книги она читала, хотя сама не замужем. И, как все в Лондоне, с замиранием сердца ожидает выхода «Кубла Хан».
– Похоже, она синий чулок, – сделал вывод герцог. Однако Кэри предложил другое объяснение:
– Мы разговаривали в книжном магазине, а если б мы вместе упали в заброшенный колодец, наша беседа приняла бы иное направление.
– Что она сказала о лорде Байроне? – поинтересовалась Джульет.
– Ни слова. Она говорила только о Вордсворте, Колридже, Филдинге и Блейке.
– Она мне не нравится, – с некоторым облегчением заметила Джульет. – А ее отец не может быть военным? Она вообще говорила что-нибудь?
– Что именно? – засмеялся Кэри. – «Вперед марш»? «Оружие к бою»? Она говорила, что ее мать вышла замуж, не считаясь с мнением семьи.
– Это мисс Вон! Козима Вон, – торжествующе заявила Джульет. – Ее мать – леди Агата Уэйборн, которая вышла за майора Вона, грубейшего человека в Дублине. Только я не могу понять, зачем они приехали в Лондон, если у девушки всего тысяча фунтов в трехпроцентных бумагах. Этого явно недостаточно. Ей лучше выйти замуж дома. Но в таком случае как она могла позволить себе лису? У меня не было приличного меха до самой помолвки. Ты уверен, что ее плащ был отделан лисой? Наверняка это белка. Ты ведь не разбираешься в мехах, Кэри.
Герцог вдруг засмеялся.
– Майор Вон… Я ведь его знаю. Однажды кузина моей тетушки спросила его, почему он назвал дочь Козима, и этот ирландский негодяй ответил: «Козима – ублюдок, вот почему!» – Он так громко захохотал, что даже строгий взгляд мисс Уэйборн не мог его остановить.
Потом Джульет тоже засмеялась, а вместе с ней и Кэри.
– Подумать только, – сказал он, вытирая слезы веселья. – Я же мог и сам встретиться с этим человеком, если б не опаздывал к вам на Парк-лейн.
Глава 3
Когда Абигайль возвращала обручальное кольцо лорду Далиджу, она боялась встречного обвинения от титулованной особы. Но, к ее удивлению, он просто исчез из ее жизни. Абигайль, ненавидевшая все неприятные сцены, облегченно вздохнула.
Однако шум, который последовал за разрывом их помолвки, оказался хуже, чем она могла себе представить. Тот факт, что ее мать – леди Анна Уэйборн, был совершенно забыт, и снова начались разговоры о том, что ее отец, мистер Уильям Рыжий Ритчи, не джентльмен, а совсем наоборот, он уроженец Глазго, да к тому же большой любитель шотландского виски. Для женщины столь несовершенного происхождения разрыв помолвки с английским лордом был равносилен крестьянскому восстанию и, по всеобщему мнению, заслуживал наказания. Правда, с этим возникли определенные трудности, ибо мисс Ритчи едва ли могла быть изгнана из приличного общества, поскольку вообще не была в него допущена.
Тем временем лорд Далидж не избежал насмешек людей, равных ему по происхождению, которые открыто презирали его за то, что он предложил свое древнее имя безвестной шотландской наследнице. В отместку его сиятельство обвинил мисс Ритчи, что она заменила бледно-розовый бриллиант обручального кольца никчемной стекляшкой. Тогда Рыжий Ритчи предпринял необычный шаг, купив на двадцать тысяч фунтов целую горсть драгоценных камней у Грея с Бонд-стрит, чтобы доказать, что мисс Ритчи способна в любой момент приобрести и продать хоть сотню таких бриллиантов.
Никто не был удивлен, когда его сиятельство обратился в ассоциацию юристов по гражданским правам, утверждая, что мисс Ритчи украла его бриллиант, а Рыжий Ритчи подал на него иск за клевету.
Абигайль не могла выйти из дома без того, чтобы не привлечь к себе внимания. Люди, которые прежде не желали узнавать ее, теперь вообще стали переходить на другую сторону улицы. Ее дядя, граф Уэйборн, никогда в жизни не общавшийся с племянницей, теперь обратился за разрешением сменить фамилию с Уэйборн на Уиборн в попытке дистанцироваться от скандала.
Абигайль все реже и реже покидала дом. А когда мистер Элдридж стал любезно присылать ей на дом новые книги, чтобы она могла выбрать, какие хотела, и отослать назад остальные, Абигайль вообще перестала выходить. Живя в Кенсингтоне фактически на положении изгнанницы, она тем не менее была расстроена, когда отец заявил о своем намерении отправить ее из Лондона, пока тяжба с Далиджем не закончится к его удовлетворению.
Поскольку это произошло за обедом, Абигайль резко положила нож и вилку.
– Нет, папа. Я ничего плохого не сделала и отказываюсь покидать собственный дом. Я тебя не оставлю.
– Я уже говорил с мистером Лейтоном, – решительно сказал Рыжий. – Он со мной согласен.
Мистер Лейтон, адвокат ее отца, никогда бы не позволил возражать самому богатому из своих клиентов. Абигайль знала, что спорить с отцом бесполезно. Пока она не просила того, что не совпадало бы с его собственными желаниями, Рыжий Ритчи был покладистым родителем, но если отец и дочь расходились во мнениях, он безжалостно ей противоречил.
– Не отсылай меня, пожалуйста, к тете Элспет в Глазго.
К счастью, тиран не собирался усылать единственного ребенка на край света.
– Ты едешь не в изгнание, Эбби, – заверил он. – Я просил мистера Лейтона найти подходящее место недалеко от города. Хартфордшир или Кент, я думаю.
– Хартфордшир!
Абигайль сразу вспомнила красивого кузена, пришедшего ей на помощь в тот роковой день. Теперь Абигайль могла думать о нем без страха, который сковал ее в момент их встречи. Она даже начала верить, что может опять с ним увидеться, не теряя способности мыслить и разумно говорить. У него в Хартфордшире дом, который он хотел сдать, и лучше ей остановиться в доме кузена, чем у чужих людей. Она будет рада познакомиться с его женой.
– В Хартфордшире мы никого не знаем, – объяснил Рыжий Ритчи. – Ты назовешься мисс Смит, и никто, даже твоя компаньонка, не заподозрит, что ты моя дочь.
Отчасти Абигайль сомневалась в разумности смены имени, но, посчитав Хартфордшир надежным убежищем, она поостереглась будить в отце тирана, если начнет оспаривать его решение.
– И кто станет моей компаньонкой? – спросила Абигайль.
– Какая-то женщина от Лейтона, – коротко бросил отец.
Лишь когда на следующий день приехал сам адвокат со списком домов, подходящих Абигайль, выяснилось, что предполагаемая компаньонка была матерью первой жены адвоката. Миссис Спурджен, вдова средних лет, находилась в полной зависимости от мистера Лейтона, который был всего на десять лет ее моложе. В течение первого брака адвоката она жила в его доме, а когда его жена умерла, он по соображениям экономии решил оставить тещу при себе. Однако появление второй миссис Лейтон потребовало необходимых перемен, не имеющих отношения к деньгам. Обе женщины терпеть не могли друг друга.
Абигайль нравился отцовский адвокат, и она не возражала против его бывшей тещи, но, к ее огорчению, в списке не было нужного ей дома. О чем она ему и сообщила.
– Танглвуд-Мэнор, – задумчиво повторил адвокат. – Мой старый приятель по колледжу служит викарием в Танглвуд-Грине, мисс Абигайль. Хотя объявления о сдаче в аренду нет, я постараюсь разузнать для вас в частном порядке. Многие знатные семьи предпочитают не давать объявлений.
Рыжий Ритчи предоставил дочери право самой выбрать дом, так что спустя неделю все устроилось. Естественно, у Рыжего имелось одно условие: пока Абигайль будет заботиться о своем здоровье, ежедневно выпивая глоток виски фирмы Ритчи, она вольна делать в Хартфордшире что пожелает, а мистер Лейтон уполномочен снабжать ее денежными средствами.