Лина Броуд облокотилась на подоконник и выглянула в безмолвную тьму, окутавшую парк Грамерси. Она очень устала. Сегодня вечером пришлось потратить столько времени и сил, помогая старшей из мисс Холланд облачиться в сорочку, рубашку и корсет. Мисс Холланд – и никак иначе. Она больше не Лиззи как ее звали в детстве, или Лиз, как она позволяла называть себя младшей сестре, – она мисс Холланд, младшая леди дома. Ее возвращение не очень-то обрадовало Лину. Скорее, даже огорчило. Элизабет так долго была вдали от дома, что ее личная служанка почти забыла, каково это – «прислуживать». Однако после возвращения госпожа неустанно напоминала Лине о ее обязанностях.
Девушка расправила плечи и вздохнула. Она была совсем не похожа на свою старшую сестру, Клэр, мягкую, покладистую и непритязательную, довольствующуюся чтением светских новостей в узкой спаленке на чердаке. Там они жили вдвоем. Клэр исполнился двадцать один год, она была на четыре года старше сестры, но при этом опекала Лину и заботилась о ней как о маленькой. С тех пор, как много лет назад умерла их мать, Клэр пришлось многое пережить, но она до сих пор была наивна и беззащитна, и радовалась как ребенок каждой безделушке, которую дарили ей хозяева. Липа же, как ни старалась, не в состоянии была понять и разделить искреннюю восторженность старшей сестры.
Она сидела в черном льняном платье с узким вырезом, обтягивающем ее нескладную фигуру. Сидела, наслаждаясь роскошью спальни Элизабет: небесно-голубые шелковые обои, широкая кровать из красного дуба, сияющая серебром ванна, куда через трубы подавалась горячая вода, аромат пионов, вырывавшийся из фарфоровых кувшинов. За время отсутствия своей госпожи Лина начала воображать себя знатоком в украшении интерьера. И, если бы ее спросили, она, скорее всего, сказала бы, что комнаты в доме Холландов довольно скромные и ничего особенного в них нет. Лина сидела под небольшим голландским полотном с изящной домашней сценой в массивной золотой раме и думала о том, что Элизабет по непонятным причинам совершенно не пользуется своими привилегиями.
Впрочем, Лина не испытывала к Элизабет ненависти. Она не могла ее ненавидеть, несмотря на все ее изысканные одежды и прекрасные манеры. Элизабет всегда была для Лины почти идеалом, образцом для подражания, лучом надежды на лучшую жизнь. И именно Элизабет однажды ночью, когда они еще были детьми, подговорила ее спуститься вниз и добраться до конюшни – чтобы выяснить, кто там причитает посреди ночи. Именно тогда Лина влюбилась в Вилла Келлера, который уже в те годы был необычайно красив и привлекателен.
В многоквартирных домах в то время часто вспыхивали пожары, сжигая заживо в темных комнатушках взрослых и детей. Один из таких пожаров оставил Вилла сиротой. Мальчика приютил один из бывших работодателей отца, чтобы тот потом смог ему служить. Ребенка мучили страшные воспоминания, которые не отпускали его даже по ночам: он громко рыдал во сне, если ему снился пожар. Впрочем, так продолжалось недолго. Подружившись с Линой и Элизабет, он перестал видеть кошмары.
Конечно, даже тогда между ними чувствовалось различие, но все они были детьми, и всем троим запрещалось влезать во взрослый мир Холландов – в мир роскошных вечеринок и карточных игр. Целыми днями за детьми присматривала мать Лины, Мари Броуд. Няня девочек Холланд никогда не делала различий между своими подопечными. Она частенько одинаково наказывала Вилла и Элизабет за их многочисленные шалости. Клэр была слишком робкой, чтобы присоединиться к этим проказам, а Диана – слишком маленькой. Но Лина всегда была готова позабавиться и повеселиться. Ночью они ползали по темному дому, хихикал над большими портретами предков Элизабет, воровали сигары с кухни и серебряные пуговицы из маленькой стоповой. Однажды они даже стащили игральные карты старого мистера Холланда с изображениями дам в нижнем белье и морщились, разглядывая их. Тогда, в детстве, они и правда были друзьями. Но потом вдруг в Элизабет проснулось чувство собственной важности, она осознала свое происхождение и превосходство и возвела каменную стену между собой и своими приятелями.
Лина не могла точно сказать, когда все изменилось. Может, в то время, когда умерла ее мать, и Элизабет стала заниматься с миссис Бертран, домашней преподавательницей. Лине тогда было почти одиннадцать – неуклюжая вздорная девица, помешанная на справедливости. Она не любила вспоминать о том времени. Элизабет, которая была старше всего на год, внезапно углубилась в уроки этикета: как держать чайную чашку и когда посылать письмо замужней приятельнице. И с тех пор каждый ее жест, казалось, направлен был на то, чтобы напоминать Лине, что они неравны и больше не могут быть друзьями. Элизабет превратилась в одну из девушек, о которых Клэр с завистью и благоговением читала в светских новостях и модных журналах.