У Лонгмора не нашлось возражений — он был готов на любой род деятельности с участием Софи Нуаро, и помощь в наблюдении за сестрой даст ему прекрасный повод постоянно находиться рядом с Софи, а при удаче и в одной с ней постели…
Граф кивнул и проговорил:
— Да, верно. Трудно представить лучшую кандидатуру для такой работы. От мисс Нуаро ничего не укроется. — Мысленно он звал ее Софи, пока только мысленно.
— Пока вы с Софи будете на страже, распутники и банкроты не получат ни единого шанса, — продолжал Кливдон. — Сам Аргус не добился бы большего.
Гарри наморщил лоб, пытаясь понять, о ком шла речь.
— Ты это о собаке? — пробормотал он.
— О гиганте с множеством глаз, — пояснил Кливдон. — «И пустил по ее следу наблюдателя, великого и сильного Аргуса, чьи глаза смотрели во все стороны. И богиня пробудила в нем неутомимую силу: сон никогда не смыкал его глаз, и он неустанно следил день и ночь».
Граф нахмурился и проворчал:
— День и ночь — это чрезмерно. Достаточно нескольких часов во второй половине дня.
Неделю спустя.
— Уорфорд, как ты мог?!
— Дорогая, вы же знаете, что я не могу указывать его величеству…
— Но это же кошмар! Создание, на котором он женился, представлено ко двору? В гостиной короля?.. Словно приехавшая с визитом особа королевской крови?!
Граф сидел в выезжавшем из Сент-Джеймсского дворца экипаже вместе с матерью, отцом и Кларой. Хотя дворцовые приемы навевали на него невыносимую тоску, он все же посетил гостиную в надежде встретить одну незваную гостью. Но увидел только сестру Софи, это создание, так выводившее из себя его мать. Тогда он стал думать о том, что лучше, — сбежать или поохотиться на чью-нибудь скучающую жену или молодую вдову; во дворце было множество темных уголков, словно специально предназначенных для подобных забав.
Но удача от него отвернулась. В море плюмажей и бриллиантов он увидел лишь почтенных матрон и девственниц. На девственницах обычно женятся. Они не годятся для развлечений под лестницей.
— Согласен, это странно, — осторожно заметил лорд Уорфорд. Он понимал, что не стоило бушевать по поводу женитьбы Кливдона, но при этом твердо знал, что пытаться урезонить жену — дело бесполезное.
— А вот мне это странным не кажется, — заметил Гарри.
— Не кажется?! — вскричала мать. — Но никого, никого не представляют королю в гостиной!
— Кроме иностранных сановников, — напомнил лорд Уорфорд.
— Но требовать такого — это совершенно возмутительное нарушение этикета, — выпалила леди Уорфорд, словно забыв о том, что сама же велела мужу «возмутительно нарушить этикет» и посоветовать королю не принимать герцогиню Кливдон. Маркизу следовало бы указать жене на это обстоятельство, но долгая супружеская жизнь приучила лорда Уорфорда к трусости.
— Поверить не могу, что ее величество сделала бы нечто подобное даже для леди Аделаиды, — продолжала мать, горестно усмехнувшись. — Но похоже, придется поверить. Королева обожает младшую тетку Кливдона.
Клара злобно взглянула на мать, а та продолжила:
— Леди Аделаида Лэдли могла бы использовать свое влияние ради тебя и твоей семьи. Но нет, ты, должно быть, самая неблагодарная и непокорная из дочерей! Тебе потребовалось бросить самого герцога Кливдона!
— Я не бросала его, мама. Нельзя бросить того, с кем не обручена.
Лонгмор тяжко вздохнул. Он слышал эту перепалку слишком уж часто. Обычно в таких случаях голос матери становился все более визгливым, а Клара ни в чем ей не уступала. Он с удовольствием остановил бы экипаж и вышел, однако же…
Гарри снова вздохнул. Он прекрасно знал, что эта ссора приведет к новым, а также к запискам от Клары с требованиями немедленно приехать в Уорфорд-Хаус, прежде чем она совершит матереубийство.
Заставив себя остаться, граф проговорил:
— Ясно, что герцог сделал это тайком. Чтобы пощадить ваши чувства, миледи, — добавил он, взглянув на мать.
Последовало яростное молчание, обычно знаменовавшее те моменты, когда родители решали, может ли он сказать нечто достойное внимания.
— Тетки и все остальные так старались, что королеве, возможно, ничего не оставалось делать, — продолжал Гарри. — Не могла же она оскорбить всю семью Кливдона. А ей пришлось бы это сделать в случае отказа. Ведь тетушки приняли его жену…
— Его жену, — с горечью повторила мать. Она бросила на Клару тот самый взгляд, которым Цезарь, должно быть, одарил Брута перед тем, как последний вонзил в него нож.