Когда лакей удалился, она принялась с умилением наблюдать, как Перри атакует бифштекс с жареной картошкой. Ей всегда нравилось смотреть, как ест Дикон. Мужчины всегда едят с отменным аппетитом, и она старалась, чтобы еда была им по вкусу.
– Отчего ты так грустна? – спросил Перри, уловив ее настроение.
– Просто я надеялась провести Рождество с Торримондами, – уклончиво ответила Джорджия.
– Но ты ведь вполне можешь…
– Нет. Не хочу стать поводом для скандала у них в доме, да еще и в праздник. А здесь на Рождество никогда не бывает весело, правда? И прежде не бывало.
– Ни папа, ни мама особенно не чтут традиций…
– Да, приезжают из Лондона в самый канун Рождества, идут в церковь на рождественскую мессу, раздают подарки, а потом уезжают вновь ко двору – праздновать Новый год. – Джорджия все же улыбнулась: – А это значит, что мы сможем приятно провести все двенадцать дней, оставшихся до праздника. И особенно Двенадцатую ночь, и никто нам не станет досаждать! Ты ведь останешься на Двенадцатую ночь?
– Джорджи, ты же знаешь – я не могу. В это время мне надобно быть при дворе.
Джорджия вздохнула: «В Двенадцатую ночь – при дворе…»
– Ну ладно, а я всласть повеселюсь с прислугой на кухне.
– Понимаю, ты пытаешься вынудить меня пригласить тебя с собой, однако это никуда не годится. Бредни твоей покойной свекрови все еще у всех на устах. Потерпи до Пасхи.
Джорджия стащила с тарелки брата ломтик жареного картофеля и задумчиво стала жевать.
– Нет. Если уж мне суждено ждать, то я дотерплю до самого конца. И не вернусь в свет скорбящей вдовой. Я явлюсь в свет, когда истечет время моего траура, – вернусь прежней леди Мей, во всем блеске!
Перри улыбнулся:
– Не сомневаюсь, ты именно так и поступишь. – Он отодвинул тарелку и отхлебнул вина. – Однако и тогда действуй осмотрительно. И веди себя так, чтобы даже самые придирчивые не осудили тебя.
– Всегда есть кто-то, чье предназначение – портить прочим удовольствие! – Джорджия скорчила рожицу.
– Ты ведь хочешь найти доброго мужа. А добрые мужья чураются вдов со скандальной репутацией.
– Ну разве что самые скучные! – Увидев, что брови брата удивленно поползли вверх, Джорджия сдалась: – Ну хорошо-хорошо, я попытаюсь быть паинькой.
– Придется тебе быть паинькой, иначе останешься вдовой до конца своих дней.
Джорджия показала брату язык. Перри хмыкнул:
– Ты уже облюбовала себе жертву?
– Пока нет, но уже составила список необходимых претенденту качеств. – И она принялась загибать пальцы: – Один – он должен быть богат, два – элегантен, в курсе последних модных веяний и к тому же – три – непременно щедр. А еще иметь вкус к светским развлечениям. Четыре – он должен иметь титул графа, маркиза или герцога!
– А виконтов и баронов ты вовсе не рассматриваешь?
– Кто по доброй воле опустится ниже прежнего своего титула? Нет, я намерена лишь подниматься. Разве из меня не получится обворожительная герцогиня, а?
Она увидела, что Перри мысленно перебирает подходящие кандидатуры.
– Бофор?
Джорджия лишь молча улыбнулась в ответ.
Глава 2
Май, 1765 год
Эрне, Вустершир
– Однако и выдержка у тебя, с моей не сравнить, – сказал Том Ноттон. – Я, кажется, потею за нас обоих.
Лорд Дрессер не отрываясь следил за двумя лошадьми, которых выгуливали поодаль.
– Моя выдержка – всего лишь результат упражнений: я тренировался, стоя на горящей палубе под вражеским огнем.
– Святой боже, и тебе довелось испытать такое?
– Однажды… нет, пожалуй, дважды.
– И такое самообладание тотчас формируется? Ну, после… испытания огнем?
Дрессер насмешливо взглянул на приятеля:
– Несомненно.
Они были довольно странной парой. Дрессер – стройный и мускулистый, что явилось результатом службы на флоте и вынужденных ограничений в еде. Сосед же его, сэр Том Ноттон, никогда не знал нужды, ценил комфорт – верно, оттого и приобрел изрядный объем в талии. Ко всему прочему, он никогда не ввязывался в рискованные предприятия, никогда не скакал на горячих лошадях, не ездил в легких экипажах – во избежание ненужного и неоправданного риска.
Дрессер же ценил комфорт лишь тогда, когда таковой имелся в его распоряжении. Но вот избегать риска – нет уж, увольте! Риск – это та самая пряная нотка, без которой жизнь была ему не мила. А в последнее время, после того как он унаследовал баронское поместье кузена и оставил службу, именно этой «пряности» ему отчаянно недоставало. Именно поэтому он и затеял это безумие.