— Выпей, — передо мной возникает беременная женщина.
Правда женщиной ее можно назвать с большой натяжкой. Правильнее сказать девчонка, малолетка лет этак пятнадцати от роду, не больше. Свободная рубаха прячет ее округлившийся живот — девчонка на последних месяцах беременности. Она смотрит мне прямо в глаза своими голубыми как небо глазами и искренне улыбается. Ее каштановые волосы, спадающие на плечи перепачканы в грязи и засалены, ровно как выпачкано в саже ее лицо…
— Выпей, — повторяет она.
В руках девчонка держит небольшой глиняный горшочек, от которого идёт пар и приятный запах сваренного зерна. Судя по всему самая обыкновенная каша, сваренная на воде. Никакого тебе молока, но за эту кашу я отдам миллион долларов, будь у меня таковой. Живот снова крутит, язык прилипает к небу, как-то особо не помогли сожранные жучки. Эти ощущения только усиливаются при виде горшочка с горячей кашей. Однако, забирать кашу у беременной девчонки — преступление. После некоторой паузы все же отказываюсь — не сволочь же какая. Нет, чужого мне не надо, как не хочется. Да и слово дал, что не буду в пути никого объедать, сам как-нибудь выкарабкаюсь. Вон жучков, паучков, таракашек слопаю.
— Спасибо, но я не могу этого взять, — заверяю.
— Выпей, я свое уже съела и не голодна, поэтому делюсь с тобой, — она буквально вручает мне горшок и, не дожидаясь ответ уходит, да так быстро, будто боясь услышать новый отказ.
Остаюсь стоять с горшком в руках. Девку не останавливаю. Горшок приятно греет ладони, ломая волю, все равно, что спичку — с той же легкостью. Еще с секунду колеблюсь, а потом приговариваю кашу, больше смахивающую на похлебку несколькими внушительными глотками, запрокинув горшок над головой. Я даже не понял толком из какого зерна сварена каша, да и признаться честно не различил ее вкус. Тепло незамедлительно растекается по телу, сразу отпускает, появляются новые силы. Ловлю на себе взгляд Мирослава, но мужичок ничего не говорит, только пялится. В отличие от Борислава он относился ко мне куда более лояльно и возможно именно он подослал свою женушку с горшком каши, видя, что никак иначе мне не сдюжить. Так или не так, за это ручаться не могу, но все же признательно киваю, по-другому отблагодарить торговца не могу. Мирослав улыбается в ответ — мол, будет тебе, сочтемся.
Все готово к дороге, поэтому славяне медленно выдвигаются. Впереди бабы и детвора, по скорости хода которых регулируют шествие. Замыкают братья Мирослав и Борислав. Я на этот раз не отдаляюсь от основной группы, иду на незначительном удалении от братьев, всего в нескольких десятках метров. Борислав бурчит что-то типа «нечего ему здесь делать», но скорее беззлобно, мешать никому я не мешаю. Всяко лишняя пара рук лучше на случай возможных неприятностей.
Некоторое время идём молча, полностью сосредоточившись на дороге. Но потом солнечные лучи прогревают землю. Оживляется детвора, на ходу пытающаяся играть в салочки. О чем-то начинают болтать женушки, да и Мирослав с Бориславом нет-нет, а перекидываются фразами. Решаю, что сейчас самое время задать вопрос, который давно вертится у меня в голове.
— Как близко до Новгорода? — спрашиваю у Мирослава.
Переход только начался, а ноги уже болят так, что не в пизду, не в Красную Армию. Ну не приучен я к таким вот путешествиям по дикой природе. Мирослав бросает едва различимое «подходим». Сам ускоряет шаг, отрываясь, показывая, что разговаривать не хочет.
Провожаю его взглядом — ответ содержательный, хорошо, что на хер не посла. Но то, что со мной никто не хочет особо говорить, это я понял сразу. Хотя вполне возможно, что Мирослав сам не знает ответа на заданный вопрос.
Славяне плетутся, передвигаясь как клячи, через траву, которая в этих местах растёт все гуще, да и сама земля куда более влажная, наверняка не так давно прошел ливень. Все это осложняет движение, замедляет группу и делает без того тяжелый переход еще более утомительным. Замечаю и другое — если вчера мы шли будто бы по спуску, да незначительному, но все же спуску, то сегодня все изменилось. Приходится напротив идти по возвышенности, что также сказывается, я начинаю чаще дышать, хватаю ртом воздух и часто останавливаюсь, чтобы перевести дух. Темп от такого перепада рваный и сосчитать расстояние при отсутствии карты не представляется возможным.
Насчет карт — насколько мне известно, в это время не существовало вразумительной достоверной картографии. Россия того времени находилась на отшибе цивилизованного мира и ожидать чего-то иного явно не следует. Поэтому Мирослав и Борислав, будучи ведущими отряда, идут на ощупь и вполне себе могут заблудиться, потому что лишь в общих чертах и по остаточным представлениям понимают куда следует держать дорогу. Метод, конечно, спорный. Ну запомнишь ты какую-нибудь березку, что указывает направление, ходишь ориентируясь на нее. Раз прошел, другой прошел, а на третий — хуяк и радио Маяк, с деревцем что-то да приключится. Молния вдарит или какому-нибудь урке вздумается ту березку в печь пустить. При таком раскладе заплутать в пути проще простого.
В пользу последнего предположения свидетельствует обеспокоенный внешний вид Мирослава и Борислава. Братья то и дело оглядываются, видимо ищут те самые «березки», опознавательные знаки, которые позволяют не сбиться с пути. Учитывая, что идут они в диком поле, со знаками проблематично, мягко говоря. От того оба брата выглядят подавленно и возможно испугано.
Однако очень скоро я понимаю, что дело не в отсутствии ориентиров (хотя сей факт наверняка волнует братьев), а в том, что с самого утра нас преследует устойчивый запах дыма. И если поначалу я не придавал ему значения, думая, что это остаточный запах костра, которым провонялись рубахи и порты путников, то вскоре убеждаюсь, что дым приносит ветер. Как раз с той стороны, по направлению к которой мы движемся. Причем запах с каждым пройденным километром становится отчётливей, кислым и едким.
Когда же на горизонте появляются уходящие в небо столпы дыма, все становится на свои места. Впереди пылает пламя, что-то горит, причем горит основательно. При виде черных столпов дыма, едва-едва рассеивающихся в высоте, братья окончательно мрачнеют, изменяются в лице. Я понимаю, что-то пошло не так… Что? Единственное, что приходит в голову — даны. Даны, атаковавшие Ладогу накануне, теперь добрались до Новгорода, возможно, воспользовавшись дорогами, которыми славяне решили пренебречь.
Решительно подхожу к братьям, нагнав их — оба при виде столпов дыма остановились и размышляют, что делать дальше.
— Я говорил вам, что они пойдут дальше⁈
— Все в порядке, — не так уверенно, как прежде отвечает мне Борислав.
— В порядке? Они жгут… Новгород, — запинаюсь, прежде чем произнести название города, потому что в голове не укладывается, что Новгород на самом деле стоит в 862 году. А стоит ведь! — Вы до сих пор не хотите этого признавать?
— С чего ты взял, что это даны? — спрашивает Мирослав, но не дожидаясь ответа продолжает. — Там может произойти что угодно — жрецы приносят жертвоприношения, вот и разводят костры, у новгородцев свои праздники. В конце концов пожар — сено могло загореться, не уберегли… Да мало ли, не найдется что ли причин? Мало что гореть может, а ты сразу на данов тычишь, — вижу, что не уверен, что сомневается в своих же словах.
— Вы сами верите в это?
— В атаку ихнюю? Они если сунутся туда, все равно, что сами голову под меч покладут! — Борислав сверкает глазами.
Мирослав же задумывается в отличие от брата, видимо взвешивая мои слова.