— У моего отца только что удалили аппендицит. Сейчас все в порядке, просто в то время, когда он вышел из строя, мачеха решила продать семейный пляжный дом. Моя беременная сестра вылизывает там все, а мачеха не утруждается.
— Тогда никаких сожалений, — говорю я с сочувствующей улыбкой.
— Моя мачеха не самый мой любимый человек на земле.
Его телефон снова звонит, и на этот раз он выругивается, прежде чем ответить.
— Так и знал, что ты позвонишь. На самом деле, думал, это произойдет быстрее. О, правда что ли ночевали на твоем газоне? — хитрая улыбка трогает его губы.
Разница в тоне голоса Баса ошеломляет меня. Снисходительность, смешанная с чистой неприязнью. Должно быть, это звонит его мачеха. Не на того парня напала.
— Ну, может потому, что на прошлой неделе я приказал своему адвокату позаботиться об этом, придав его огласке. Жди новостей. Я подписал контракт три года назад, но только сейчас дал ему ход. Давай, покажи его ему. Мне наплевать на соглашение. И так было всегда. Хочешь, порви его.
Когда он замолкает, ее визг в трубке телефона заставляет меня съежиться:
— Ты манипулирующий сукин сын!
Бас спокойно отвечает, не обращая внимания на ее крик:
— Дело сделано. Ты свыкнешься.
Затем он вешает трубку. Две секунды спустя телефон снова начинает трезвонить, но на этот раз он отключает звук. Еще несколькими секундами позже, благодаря настройкам его телефона, позволяющим вслух зачитывать входящие сообщения, механический голос оповещает:
— Сообщение с кодом Нью-Йорка: Ты совсем о нем не заботишься. Он возненавидит тебя за это.
У меня перехватывает дыхание, когда он хватает телефон и со всей силы запускает его в поле подсолнухов, которое мы проезжаем.
Когда он выпячивает подбородок и продолжает вести машину, как будто не выкинул только что телефон стоимостью в тысячу долларов в цветочное поле, я говорю:
— Может, хочешь это обсудить?
Его взгляд, скрытый за очками-авиаторами, обращается ко мне.
— Просто проблемы в семье. Думаю, в твоей они тоже есть.
Я смотрю на бегущие мимо фермерские поля.
— Не такие, чтобы бросаться телефонами.
— Ты всегда ладишь со своими родителями?
— Моя мама умерла, когда я была маленькая, а про отца я не в курсе.
Он моргает в ответ на мой комментарий, сочувствие берет верх над злостью.
— Прости. Есть братья или сестры?
Сладкое ангельское личико Амелии и ее светлые волосики всплывают у меня в памяти, но когда я пытаюсь представить остальное, я не могу. От осознания этого, мои глаза наполняются слезами. Я теряю воспоминания о ней. Ну почему все фотографии должны были сгореть в том огне?
— Моя младшая сестра умерла совсем малюткой.
— Прости.
Я киваю и поднимаю голову, позволяя ветру высушить мои глаза.
— У меня есть только тетя. И у нас прекрасные отношения. Никаких ссор и скандалов.
Он фыркает:
— Ну, можешь попросить у меня.
Его неуклюжий ответ прогоняет темные мысли о смерти Амелии из моей головы:
— Попросить у тебя сестру или семейные скандалы?
— Скандалы, — он усмехается. — Сестру я оставлю себе.
Я хихикаю.
— Я пас. Это звучит утомительно, раз уж и таблоиды вовлечены.
— Так и есть.
Кивнув в сторону лобового стекла, он говорит:
— Мы в пяти минутах езды от ярмарки, где, я уверен, работает наш малыш. У тебя в прошлом были враги, которые могли бы попытаться притвориться тобой?
Когда я мотаю головой, он продолжает:
— А как насчет твоих читателей? Может, кто-то из них вел себя странно или навязчиво, или как-то иначе проявлял свое сталкерство?
— Не знаю ни одного сталкера среди моих поклонников. Ну да, они поддерживают меня, обожают мои книги, но в то же время уважают мою частную жизнь, — я морщу лоб, углубляясь в более далекое прошлое. — После той статьи в колледже, разоблачающей профессора, который шантажом и угрозами распространял наркотики среди студентов, я несколько недель, пока шло внутреннее расследование, чувствовала слежку.
— Зачем кому-то было следить за тобой?
— Потому что именно я анонимно написала ту статью. Там я рассказывала о любимом всеми профессоре, который был связан с наркотиками. Я дала достаточно информации, чтобы любой, кто ходил в этот колледж, сразу понял, кого именно я имела в виду. Надо ли говорить, что студенты стали откликаться. Я написала статью анонимно, чтобы защитить свой источник. Только мой издатель и мой информатор точно знали, что именно я написала ее, но я уверена, что была под подозрением у других.
Мы прибываем к главным ярмарочным воротам и паркуемся на гравийной парковой стоянке. На ярмарке сотни людей, дети бегают от игры к игре, держа в руках сладкую вату или рожки с мороженым. Среди всей этой толчеи стоят огромные аттракционы, подобные странной формы башням. Бас и я проходим к центру парка развлечений, мимо больших аттракционов, затем оставляем позади палатки с едой и ярмарочные игры, пока не доходим до площади у заднего забора, где несколько художников делают рисунки людей, ну или наносят клиентам временные татуировки.