Из глаз Ситы лились потоки слез, когда она произносила эти слова. Рама попытался успокоить ее. Он сказал: “О Сита! Ты глубоко привержена Дхарме. Но для тебя было бы лучше всего проявлять здесь свои высокие нравственные качества. Ты не можешь поступать так, как дик тует тебе твоя воля. Ты не вольна вести себя, повинуясь лишь своим желаниям. Твоя Дхарма - действовать, согласуясь только с моим словом. Поэтому расстанься с этой мыслью! Я говорю это для твоей же пользы. Оберегать тебя в лесу будет для меня слишком большим бременем. Потоки, низвергающиеся с горных вершин, дикие звери, притаившиеся в пещерах, львы и тигры, бродящие на воле среди холмов и долин - со всем этим придется бороться. Придется переходить вброд внезапно разлившиеся реки, прыгать вниз с огромных валунов и скал. Представь эти трудности, которые я вынужден красочно описывать, чтобы убедить тебя остаться. У тебя будут спутанные волосы и одежда из древесной коры. Мы, мужчины, должны будем отправляться к реке или озеру, чтобы совершать вечерние обряды поклонения, а кто в это время будет оберегать тебя от бед, которые могут случиться? Какая бы тебя ни подстерегала опасность, мы не сможем прервать ритуал. Ты знаешь, как строги и непреложны правила их совершения. И ежедневно мы будем вынуждены оставлять тебя совсем одну. Страшно представить, что может произойти.”
Рама старался нарисовать Сите ужасающие картины лесной жизни, но на Ситу это не производило ни малейшего впечатления. Она сказала: “Рама! Зачем ты мне все это рассказываешь, словно я простолюдинка из глухой деревни или невежественная глупая женщина, не имеющая никакого понятия о мудрости Шастр? Я прекрасно знаю, какой доблестью и каким искусством ты обладаешь. Для тебя нет ничего невозможного на земле и во всех четырнадцати мирах! И когда ты со мной, что может напугать меня? Пусть дикий зверь набросится на меня, пусть я даже паду его жертвой, я буду счастлива умереть у тебя на глазах, а не где-нибудь далеко от тебя! Я умру счастливой. Мне не нужна эта жизнь, если мне суждено быть вдали от тебя. Ты сказал, что я не вольна делать то, что я хочу. Полностью ли ты осознал смысл этих своих слов? Или ты хотел лишь испытать меня? Я не могу до конца этого понять. Я - половина тебя, и мое право - называть себя твоей половиной. У тебя тоже есть это право. И это - истинная правда. Ни я, ни ты не являемся полностью свободными. Я имею столько же прав на тебя, сколько ты - на меня. Но сейчас я не защищаю свои права. Я стремлюсь быть рядом с тобой и никогда с тобой не разлучаться. И мои слова вытекают из этого моего страстного желания.”
Выслушав Ситу, выказывающую столь твердую решимость. Рама продолжал: “Сита! Ты запуталась в хитросплетениях законов и прав. Когда я уйду в джунгли, престарелые родители будут стенать и плакать обо мне. Как раз тогда ты и сможешь успокоить и утешить их ласковыми и нежными словами. Это - твой долг. Ты должна строить свое поведение согласно необходимости. Будь с ними, служи им; этим ты доставишь мне радость и блаженство.” Рама говорил неумолимым тоном так, как будто его решение было окончательным. Но Сита только улыбалась в ответ. Она сказала: “Когда сын повергает своих родителей, взрастивших его, в глубокую скорбь и уходит, держась медвежьей хваткой за свое непреклонное решение, когда тот же сын, которого они так горячо любят, бросает все и удаляется в лес, какую обязанность может взять на себя невестка, которая, оставив свой родной дом, вошла в эту чужую семью? Почему она должна утешать и успокаивать тех, кого покинул их собственный сын? Подумай над этим хоть немного! Ты настаивал, как ты сказал, чтобы твоя мать осталась здесь и служила твоему отцу, хотя она выплакала все глаза и молила, чтобы ей было позволено следовать за тобою в леса. Ты сказал ей, что ее долг служения супругу превыше всего. Ты посчитал, что на династию Икшваку ляжет позор, если царица покинет своего господина, с которым ее связывают узы брака, из-за любви к сыну, которого она носила под сердцем и подарила миру. Это моральное правило непреходящей ценности ты пространно излагал ей. Но когда речь зашла обо мне, ты круто меняешь это правило, выворачивая наизнанку свои слова, и начинаешь внушать мне, что мой главный долг - служить твоим родителям, а не своему мужу. Подумай над этим! Какой же совет - верный? Муж для жены - это Бог, и это правило установлено не только для Каушальи. Это назначение и путь каждой женщины во всем мире, без исключения. Ты, похоже, забыл эту истину, так как она не согласуется с твоими сегодняшними намерениями. Ты не способен объяснить, каким образом нравственный закон, обязательный для Каушальи, не распространяется на меня.