На своем пути они все чаще встречали браминов, аскетов, монахов, отшельников и других божьих людей. Братья с радостью отмечали, что все обитатели леса поглощены одной приятной заботой - превозносить Раму и его неземные достоинства. При встрече со странниками Бхарата низко склонялся перед ними и спрашивал, откуда они держат путь. Он с трепетом ожидал их ответа, пребывая в страстном нетерпении, наблюдая, как святые подвижники пытаются сдержать переполняющие их волны блаженства и совладать со своим голосом, чтобы произнести, наконец, заветные слова. Когда они говорили, что совершали паломничество к Даршану Ситы, Рамы и Лакшманы, оба брата падали на землю, простираясь у их ног, а подымаясь, проливали потоки радостных слез.
Они восклицали: “О, какое счастье выпало на вашу долю! Скажите нам, скажите скорее, далеко ли они? Где нам их найти?”
Братья интересовались также здоровьем и благополучием лесных отшельников. Узнав от них, что им придется преодолеть еще некоторый путь, они решили устроить ночлег в том месте, где их застала ночь.
Когда рассвело, они обнаружили, что находятся совсем недалеко от горы Читракута и, горя нетерпением увидеть Раму, Лакшману и Ситу, Божественную Мать, устремились вперед с удвоенной скоростью. Около полудня до их слуха донеслось ласковое журчание реки Мандакини, и пик Читракута внезапно открылся их взору во всей своей красе.
В тот момент, когда жители Айодхьи и оба брата ясно увидели перед собой гору, все они простерлись на земле в благоговейном поклоне. Поднявшись, они ощутили невиданный прилив бодрости и поспешили вперед. Даже самые слабые и измученные, отчаявшиеся преодолеть остаток пути, вдруг обрели второе дыхание, обнаружив недюжинный запас энергии. Они бежали, не замечая усталости, не чуя под собой ног. Босые слуги, несущие паланкины, чьи израненные ступни пылали и кровоточили, бросились вперед, выкрикивая: “Джей! Джей! Рама! Рама!”, и от этих возгласов по их телу разливались потоки свежих сил.
В эту ночь, задолго до наступления рассвета, Рама внезапно проснулся. Он поделился с Ситой, что в последнее время образ отца все чаще и чаще всплывает в его сознании. На это Сита ответила ему:
“Господин! Ты знаешь о том, что меня давно не посещают сновидения; но этой ночью я видела удивительный сон! Я даже не могу сказать с уверенностью, было ли это сном или явью! Мне снились Бхарата и Шатругна, бледные и слабые, обессиленные от разлуки с тобою; мне снилось, что они, найдя невозможным оставаться в столице, в которой нет тебя, ни единой минуты, идут сюда, к нам, не только со всеми жите лями Айодхьи, но и царицами Каушальей, Сумитрой и Кайкейи.” Глаза Ситы наполнились слезами, когда она описывала Раме свое ночное видение.
Рама окликнул Лакшману и сказал ему: “Брат, ты слышал, что рассказала мне Сита? Все это не предвещает добрых вестей, ибо Сите явились во сне все, кроме отца; я же видел только его одного, в полном одиночестве, безо всякой связи со всеми остальными. Это беспокоит меня, как верный знак беды. Вставайте! Нам лучше всего немедленно совершить омовение в реке!” И все трое, тотчас поднявшись, поспешили к берегу Мандакини.
Внезапно небо потемнело от взметнувшейся из зарослей джунглей стаи птиц; с севера наползало огромное густое облако пыли; из леса, обезумев от ужаса, выбегали дикие звери и неслись в панике, не разбирая дороги. При виде этих необыкновенных явлений Лакшмана взобрался на высокое дерево, чтобы выяснить, что происходит.
Он увидел надвигающуюся на них огромную армию в полном составе из пехоты, конницы, боевых слонов и колесниц и понял, что во главе армии стоит царь. Он тотчас же описал Раме открывшуюся ему картину. Рама воскликнул, что это сон Ситы, обернувшийся явью! Он решил, что всем троим нужно, как можно быстрее, возвратиться в Парнашалу - их соломенную хижину.
Тем временем бхилы, кираты и представители других племен, обитающие в джунглях, мчались к жилищу Рамы, чтобы предупредить его о приближении огромного воинства, выступающего в боевом порядке, и о том, что над царской колесницей его вождя развевается знамя с изображением священного дерева баньян. Теперь Сита, Рама и Лакшмана были полностью уверены в том, что к ним пожаловал не кто иной, как Бхарата. У них не было в этом никаких сомнений. В тот же миг Лакшмана затрясся в приступе ярости. Он негодовал, зачем было снаряжать в поход целую армию, совершая паломничество к святому Даршану Рамы. Не иначе, как эта подлая женщина, его мать, навела Бхарату на эту мысль и, похоже, он внял ее гнусному совету и собирается теперь напасть на одинокого безоружного Раму, захватив его в лесном убежище, чтобы быть уверенным в том, что он не вернется в Айодхью и не отнимет бразды правления. Такие страшные подозрения мучили Лакшману. Он был пожираем пламенем гнева, бушующим внутри него. Его глаза превратились в горящие угли. Его слова звучали резко и беспощадно, как удары острых кинжалов. Рама, увидев, что брат преобразился на глазах, сказал ему: “Лакшмана! Будь терпелив! Успокойся, умерь свое возбуждение. Бхарата стоек в своей добродетели. Его любовь неизмерима. Блеском своей красоты он озаряет весь царский род Икшваку, сияя, как цветущий лотос на поверхности озера. Не позволяй себе возводить напрасную клевету на это чистое, безгрешное и святое создание.” Раме удалось унять возмущение Лакшманы, разъяснив ему истинную природу помыслов и поступков Бхараты. Вскоре они получили весточку и от самого Бхараты, принесенную одним из лесных жителей, подтверждающую, что он, его брат Шатругна и все те, кто их сопровождает, пришли сюда в надежде обрести Даршан Рамы. Рама был рад услышать эту добрую весть. Как глубокие озера поздней осенью, его лотосные глаза наполнились влагой.