…— Господин, что делать с почтенным аль-Хатумом? — тихо спросил Баязет, оказавшись за спиной.
Его вопрос заставил вздрогнуть. Пустынный Лев удивленно взглянул на обнаженную саблю, что сжимал в руке. На бывшего друга, лежащего на полу и зажимающего рану на животе.
— Пусть его выведут во двор. А сюда пришли лекаря. Самого лучшего в этом городе. И служанок.
— Стоит ли оказать ему помощь?
— Сделай так, чтобы он выжил, пока я сам не приду к нему. И проследи, чтобы доверенный шейха все видел…
Шарифа выволокли под бессвязный лепет и стоны, Баязет ушел бесшумно. Аттабей отбросил оружие, с которого капала кровь, и опустился на колени рядом с телом жены, прикрытым тонким покрывалом. Сжал ладонь, пальцы на которой едва заметно дрогнули, и только это спасло аль-Хатума от немедленной смерти. Прижал запястье к губам. Коснулся плеча, на котором отпечатались чужие пальцы. Развернул к свету лицо, боясь лишним прикосновением причинить боль. Она и так едва дышала. И совершенно не реагировала. Оставалось лишь гадать, как давно сознание покинуло ее, позволив забыться.
Карим хотел поднять жену на руки и перенести в другое место, но ладонь прилипла к коже на спине. А с покусанных губ сорвался едва слышный стон. Пустынный Лев прижал Адару к груди. Ковер на полу покрывали пятна крови. И он зарычал. От злости и боли. От бессилия и ненависти. От невозможности все вернуть…
— Мой лев… Ты приехал…
Едва слышный шепот заставил его заглянуть в лицо жены снова. Ее глаза едва открывались. Левая щека распухла, а на правой остался засохший порез.
— Мой Цветок Пустыни…
Он хотел бы сказать так много, но мог лишь обнимать ее в ожидании лекаря. И молиться, чтобы тот пришел вовремя и оказался хотя бы вполовину также хорош, как Великий Звездочет…
…Говорят, когда Буря утихла, а Небеса помирились с Пустыней, вокруг остался лишь песок. Устоял Белокаменный город, спас его Хранитель, но ценой тому стал Цветок, что подарила ему Пустыня. Говорят, в гневе Пустынный Лев был страшен, и песок обагрился кровью его врагов. А рассвет в те дня был кровавым. Как и закат. Но гнев прошел, Лев вернулся домой. И было ему одиноко и пусто. Не с кем было вести разговоры. Некого беречь, кроме равнодушного Сердца Пустыни. И тогда заплакал Пустынный Лев, и из его слезы Цветок родился снова…
Последняя сказка. Сердце Пустыни
…Говорят, когда-то в пустыне стояли Девять Великих Городов. И правили в них шейхи, потомки Благословенного Неба. А по пустыне ходили кочевники — дети песков. То время называют Золотым. Благостно жилось людям, родившимся тогда, не знали они бед и несчастий. Но всему, рано или поздно, приходит конец. Пришел он и для Золотого времени…
…Тихо в старом саду, прохладно. Лишь журчит небольшой фонтан, да шуршит ветерок в ветвях деревьев. Спокойно. Приятно даже в полуденный час, когда жар заливает улицы Аль-Хруса. И звук стремительных шагов разрушает умиротворение дня…
— Мне донесли, что ты снова гуляла ночью одна.
Рашид останавливается рядом со скамейкой, нависает надо мной, заслоняя малейшие лучи солнца. Он хмур и взволнован. И сейчас так похож на отца, что сердце невольно замирает.
— Твоей страже больше заняться нечем, кроме как следить за старухой?
Хлопаю ладонью по свободному месту рядом, приглашаю его присесть, но мой молодой Лев слишком взволнован, чтобы оставаться без движения. Он начинает выхаживать передо мной, совсем как Карим, когда злился и не мог совладать с характером.
— Ты не так стара, как хочешь казаться, мама. И твое поведение… безответственно! Ты подвергаешь свою жизнь опасности! Зачем ты ходишь в бедные кварталы? Разве я мало забочусь о жителях города? Разве у них нет работы и крова? Еды?
Он распаляется все больше и рычит, но гнев его вызывает лишь улыбку.
— Рашид! — особая интонация, знакомая с детства, заставляет его замереть. Настойчиво хлопаю ладонью по скамье: — Сядь и успокойся.
— Мама! — бесконечный укор в голосе и взгляде.
— Сядь, — повторяю настойчиво, и он смиряется.
Опускается рядом, хотя внутренне кипит от возмущения.
— Лучше расскажи мне, все ли готово к приезду детей пустыни?
Большое посольство во главе с кади прибудет завтра утром, кочевники хотят обсудить новые условия договора, некогда заключенного с Каримом…
— Приготовления завершились еще вчера. Хадиджа даже не пыталась участвовать. Она позорит меня и весь город!
А вот и истинная причина его гнева. Конечно, жена. Внучка шейха Аль-Алина, характером и внешностью напоминающая мать. И счастье, что их с Рашидом дети мало на нее похожи, а Зара давно возвращена отцу, и путь в Аль-Хрус ей заказан. За отравление наследника она могла поплатиться и большим. Но порой позор и изгнание куда страшнее смерти…