Здесь росли настоящие деревья-гиганты. Стволы у основания достигали двадцати футов в диаметре, вздымаясь на невообразимую высоту. Собственно, верхушек было не разглядеть — они терялись в вышине, где-то в густом пологе, не пропускающем солнечные лучи. Казалось, внизу царит ночь: мрак окутал все, и в тусклом, едва пробивающемся свете проступал нездешний, жутковатый мир.
Это был мир ярко горящих в темноте глаз-блюдец; мир, где рыскают муравьи, способные утащить человека, но слишком грузные, чтобы угнаться за ним; тут пауки плетут паутину, способную опутать буйвола, с самых высоких веток до лесной подстилки, и цепкие нити призрачно подрагивают в сумраке; мир гигантских червей, огромных ревущих жуков и рептилий размером с небольшого дракона. Невидимые крылатые создания — не маскирующиеся, на самом деле невидимые — беззвучно рассекали воздух в просветах между стволами, словно специально приспособленных для полетов этих потусторонних лесных скатов. Туманный, доисторический мир, запретный для человека, и даже вэттеры с опаской жались друг к другу.
Сами звуки здесь были другими. На многие мили разносился рык; доносящиеся откуда-то щелчки, скрипы и стоны то усиливались, то приглушались — по-видимому, тоже причуда леса. В окрестных чащах обитал Дух, гораздо более древний и могущественный, чем в других областях Фрон-Вуду, и призраки здесь бродили не людей.
Поэтому, когда Гэп услышал вдруг мелодию, это стало для него полным сюрпризом.
Музыка — радостная и бодрая, от которой хотелось пуститься в пляс и запеть. Вэггеры заметно повеселели, оживились и перестали озираться; они ускорили шаг, устремившись к источнику ободряющей мелодии. Гэп обернулся на Шлёппа и заметил, что тот тоже повеселел и больше не ждал нападения со всех сторон.
Судя по всему, они достигли дома вэттеров. Узкая тропинка в папоротниках вела вниз по крутому склону — вот и все, что удалось разглядеть в лесном сумраке. Впереди лежала совершенно непроглядная тьма. Просто-таки стена тьмы. Гэп ещё раз взглянул на Шлёппа, но тот был невозмутим.
Приблизившись к темному барьеру, юноша обнаружил, что они дошли до ряда плотно растущих деревьев. Деревья всех форм и размеров росли неровно, некоторые даже врастали друг в друга, но было что-то в их расстановке такое, что убедительно намекало на умысел, сознательный расчет. Как же давно здесь поселились вэттеры, если это их частокол? — гадал юноша.
Щели были искусно перегорожены крепкими связками бревен, оплетенными ползучими растениями. Веками массивные стволы срастались все плотнее, образовав прочную стену — и теперь она не уступила бы в надежности лучшим в мире защитным укреплениям.
Отряд охотников направился к одной из секций гигантской стены лесного убежища; Гэп заметил, что длинный побег лианы отведен с верха стены к сосне неподалеку. На лиане сохла чья-то одежда, а прямо у стены виднелась широкая циновка с несколькими парами сандалий.
Тут из кромешной темноты выросло двое часовых. Они приветствовали вернувшийся дозор гортанными, низкими звуками и знаком показали, что можно проходить.
— Р-р-реуи хтоау ауэл-л-л! Кэу-у с-с-с теуа!
— Ааньо гойу Р-р-рахдх-Кюиннэ!
По пути Гэп с удивлением разглядывал новых знакомых; он никак не ожидал, что эти похожие на хорьков с лицами полгов создания заревут по-гоблински.
Один из двух часовых подошел к самому толстому дереву и тупым концом копья отстучал по коре скорое послание. Немного погодя изнутри ответили таким же глухим постукиванием. Часовой старательно прислушался и подал ещё один, третий, сигнал. Раздался щелчок, и перед ними открылся узкий вход, из которого просачивался мягкий желтый свет. Радостная музыка вдруг заиграла громче.
Войдя внутрь, Гэп вместо узкого, грубо вырубленного в стволе туннеля, к своему удивлению обнаружил довольно вместительную комнату, освещенную фонарями, со строгой, если не сказать аскетичной, обстановкой. Помимо пустившего их стража на входе, сейчас здесь находились ещё три вэттера; судя по росту и изысканно украшенной обуви, среди них были женщина и ребенок. Все трое подошли к вернувшимся и принялись нежно поглаживать их летательные перепонки и похлопывать по голове.
Заметив вошедшего человека, вэттеры застыли в изумлении. Ребенок хрипло булькнул и спрятался за матерью. Охотники замурлыкали — возможно, так они смеялись, — а перед тем, как провести путника внутрь, жестами велели ему снять промокшие ботинки.
Босые ноги Гэпа погрузились в мягкие, сухие, пружинящие — какая роскошь! — опилки, устилающие пол. В воздухе стоял до боли знакомый чистый запах, и юношу накрыло внезапной волной ностальгии. Многое в этом караульном помещении напоминало об оставленных дома вещах: крепкие дубовые скамьи — некоторые с валяющимися под ними изношенными сандалиями; восковые свечи в углублениях вдоль стен; стойки, битком набитые копьями и луками; приколотый к стене выбеленный лыковый листок с грубым карандашным рисунком: два больших вэттера и один маленький стоят и улыбаются на верхушке дерева под оранжевым солнцем.